— и только потом поняла, что видит перед собой продвинутую защитную маску, прикрывающую лицо незнакомца. Именно незнакомца — даже не видя фигуры, она остро проявившимися инстинктами поняла, что смотрит на мужчину.
Оглядев салон, незнакомец щелкнул парой креплений под подбородком и поднял маску, открывая лицо. На пассажирку взглянули еще молодые умные и жесткие глаза хищника.
Сейчас он скажет ей что-то успокаивающее и теплое…
— И че ты тут делаешь, дура тупая? — поинтересовался незнакомец…
Грязь.
Черная грязь, что по запаху больше походила на высранную больным гиппо слизь, а затем в этой же луже он сдох и сгнил. А теперь я, еще ни хера не понимая, пытался выползти из этого гребаного дерьма, вытягивая себя на локтях из вонючего болота. Накатывавшие сзади волны, бившие в спину, накрывающие с головой и заставляющие выкашливать горькую соль, остались в прошлом. Больше нечему было смывать с меня налипшее дерьмо, и я просто полз почти вслепую.
Я по-прежнему ни хера не понимал. Но меня это не останавливало. Подо мной кто-то то и дело дергался, пытался ускользнуть или зарыться поглубже в грязь. Ну да… кому-то дерьмо, а кому-то естественная среда обитания.
Вскоре обессилевшее тело шепнуло, что не сможет преодолеть больше ни метра. Я согласился с этим выводом и прополз еще метров двадцать по топкой грязи. Высокомерный мозг проскулил, что все лимиты исчерпаны и надо просто лечь, расслабиться и отдаться судьбе. Я согласился и с этим мозговым высером, а затем прополз еще метров десять, если я все еще был в состоянии правильно оценивать преодолеваемое расстояние.
Еще один уже совсем вялый рывок… и я окунулся с головой. Но окунулся не в черную грязь, а в мутноватую, но все же воду. Соленую теплую воду, в которой я наспех и через боль отмылся, выдергивая из порванной кожи колючки и куски кораллов. Голову и глаза я промыл в первую очередь, но толку ноль — мутная пелена не желала рассеиваться, и я видел максимум на полметра впереди себя. Продвинувшись дальше, я нашел местечко попрохладней и почище, где и замер на следующие полчаса, приказав себе не думать о терзающей меня жажде.
Сколько я уже не пил?
Эй, гоблин! Какого хера?! Я же сказал — не думай о воде! Она тебе не нужна.
Вскоре зрение вернулось ко мне в достаточной мере, чтобы я смог разглядеть что-то подальше собственного хера. Оставаясь неподвижным, пытаясь восстановиться хотя бы частично, я, давая в зародыше любую поспешность, занялся всматриванием и внюхиванием в окружающее пространство.
Запах говна и падали. Это норма.
Запах вывернутых с мясом кишок. Это тоже норма.
Запах загнивших сладких фруктов. Сильно загнивших. Тоже норма.
Едва уловимый запах дыма и жареной плоти. А вот это повод нехило так насторожиться…
Охладившись и отдохнув, вновь почувствовав боль от каждой ссадины и раны, я неспешно покинул песчаную яму с мутной водой и двинулся по широкому светлому пляжу, выглядящему так, как и должен выглядеть нормальный мать его пляж — херова туча разбросанного повсюду древесного мусора, уйма непуганой живности, охерело смотрящие на меня плачущими глазами огромные черепахи, пара воняющих трупов животных и трахающая какой-то орех мартышка. Вот ради это все и затевалось, верно?
— Эй, мохнатая — прохрипел я замершей в испуге мартышке — Продолжай. Только не сильно. А то эволюционируешь нахрен…
Бросив недотраханный орех, мартышка взлетела по стволу пальмы и уже с верхушки дерева гнусаво заорала. Покосившись на истекающую влагой ореховую искусственную мартышкину самку, я поплелся дальше, укоризненно хрипя самому себе:
— Ты сдохнешь от гордыни, гоблин. Мог бы и попить…
Упал я шагов через пятнадцать, приземлившись на мягкий песок и тут же подтащив к себе пару крупных орехов. В руке сам собой оказался нож. Умело провинтив по паре дырок в каждом из орехов, я завалился на спину и поднял первый из них над широко разинутым ртом. Пока в рот по капле вливалась животворная влага, пересохший мозг для чего-то размышлял о слишком большой крупности и тонкости покрова этих орехов. Наверняка это один из ранних гибридов, что должны были помочь справиться с глобальным голодом в начале эпохи Заката…
Мозг продолжал что-то там думать, но примитивная его часть предпочитала действовать. Я выпил каждый из найденных под пальмой орехов, а затем раздолбил парочку подобранным камнем и выжрал белую хрусткую мякоть. В голову и тело потекла… жизнь. По-другому это ощущение не назвать. И чем дальше от желудка и кишок расползалась волна жизни, тем больше ресурсов заново подрубалось в организме. Бодрости и сил особо не прибавилось, зато я глянул вверх, оценил количество висящих прямо над моей тупой башкой орехов и предпочел перебраться чуть в сторону и улечься под длинным толстым корнем. На мелких древесных скорпионов и огромных зеленых жуков я внимания обращать не стал. Вытянувшись, я позволил тренированному телу заняться частичным восстановлением, в то же время начав вспоминать какого собственно хера я делаю на этом райском пляжу в десятке шагов от дохлого дикаря с деревянным мечом в жопе. Меч не мой. И перекошенную рожу дикаря не узнаю. Но лучше покопаться в памяти…
Хотя че там копаться?
Стоило задаться этим вопросом, и ожившая память тут же выплюнула в меня сплошной и ровный поток данных, который закончился скомканным и зажеванным обрывком рваных воспоминаний.
«Рваная» зона начиналась с момента, когда я в экзоскелете ушел под воду Формоза. Вода сомкнулась над уставшей башкой… и все воспоминания превратились в какие-то неподходящие друг к другу осколки. Помню, как я сначала шагал, а затем уже бежал по каменистому дну, обходя затонувшие поваленные небоскребы, мертвые или полумертвые жилые подводные купола — еще один выкидыш последних попыток гармоничного выживания на отторгающей нас планете. Потом темнота… А следом память вытягивает из себя дрожащую картинку того, как я отстреливаюсь от преследующей меня тройки ублюдков на тяжелых подводных экзах. Двое многоногих способны передвигаться только по дну, третий похож на ската, но не обладает таким запасом торпед… Я получаю несколько серьезных попаданий, но броня Гадюки держит. Пока что держит… я калечу двоих из троих и отрываюсь от них среди песчаных подводных дюн, в то время как индикаторы батарей уже в красной зоне…
Темнота…
И вот я с яростью голодного гоблина поочередно колочу ржавым гаечным ключом по шипастому панцирю огромного моллюска и заклинившему открывному вентилю торчащего над водой круглого стального люка. В потрескивающем передатчике кто-то хрипло
