исключено, только безумец способен рисковать будущим человечества.
Пауль Шмидт, который все еще стоял посреди кабинета, снова сорвался с места и забегал по ковровой дорожке. Он был согласен с Максом только в одном пункте - наука и техника развиты сейчас, как никогда. Войны нужно избежать.
- Дело не в том, что, освободив силы природы, ученый имеет право на распоряжение ими, - говорил Пауль, небрежно отмахиваясь рукой.- Ученый имеет на это не больше прав, чем рабочий, который выплавил сталь, пошедшую на сооружение синхротрона, или, скажем, бизнесмен, финансирующий эксперимент. Дело в том, что сегодня только ученые с их знаниями понимают, как страшны силы, освобожденные ими, если их использовать во вред человечеству, и как они могут облагодетельствовать людей, если будут применяться разумно. Вот почему ученым легко договориться друг с другом.
Атомная эра может и должна стать эрой международного сотрудничества, а затем и создания единого мирового правительства ученых.
Макс Бергсон весело следил за розовеньким Паулем - он чувствовал себя сегодня более сильным, чем Пауль, и потому аргументы Пауля не раздражали его. Пауль Шмидт - великий математик, но в политике он так же беспомощен, как и он, Макс Бергсон. «Ученым легко договориться». Разве все ученые похожи друг на друга? Макс Бергсон не забыл циничное заявление создателя водородной бомбы Эдварда Теллера, сделанное им на процессе профессора Опенгеймера: «Я думаю, - сказал Теллер, - что людей влечет к пацифизму потому, что они не способны понять войну, как одну из возможных форм мирового развития». Попробуй, договорись с таким! Нет, все не так просто, как представляет себе дорогой Пауль.
Вслух Бергсон сказал примирительно:
- Ты, Пауль, всегда лучше меня разбирался в политике. Возможно, ты и прав.- Он поднялся с кресла и подошел к холодильнику. Открыл дверцу.- Тебе, как обычно, баварского пива?
- Спасибо, Макс. Уже пять лет, как я не пью пива. Печень.
Бергсон обернулся. Пауль наконец сел на стул, настольная лампа хорошо освещала его лицо - оно было вовсе не розовым, как считал Макс, а серовато-желтым. Да, Пауль тоже сдал. Они оба сдали. В сущности, шестьдесят пять - это достаточно много!
- Чего же ты выпьешь?
- Если можно, виноградного соку. Бергсон налил в стаканчики сок.
- Не надо больше ссориться, Пауль, - сказал Бергсон и поднял свой стаканчик.
- Не надо.
Они выпили - и рассмеялись. Сначала Пауль, за ним Бергсон.
Больше они не спорили. Они вспоминали молодость - Берлин, старика Планка и, конечно, Линду. Бергсон торжествовал. Десять лет он бился над линда-микроскопом, чтобы доказать Паулю, что тот неправ. Он рассказал о своем открытии.
…Если размеры предмета меньше, примерно, половины длины световой волны, говорил Бергсон, его нельзя разглядеть даже в самый сильный микроскоп. Вот почему для более мелких исследований используют микроскоп электронный. Из квантовой механики известно, что чем больше энергия движения частицы, тем короче длина ее волны. В электронном микроскопе луч света заменен пучком электронов такой энергии, что длина их волны меньше световой. А что, если в этом микроскопе обычный пучок электронов заменить пучком частиц, разогнанных в большом ускорителе до огромных энергий? Длины волн этих частиц и вовсе малы, и с их помощью можно надеяться проникнуть в самые головокружительные глубины материи.
Эту идею Бергсон и решил осуществить - и осуществил, используя свой ускоритель и линда-частицы. Ему удалось построить микроскоп, с помощью которого он может изучать электрон так, как если бы изучал нашу планету с высоты пятидесяти километров.
- Вот что такое линда-микроскоп,- заключил Бергсон.
Доктор Шмидт решительно поднялся со стула:
- Я должен все увидеть сам.
- Сейчас?
- Да. В конце концов, я не могу в таких вопросах верить тебе на слово.
- Что ж, пойдем, - сказал Бергсон. Настала минута, которую он ждал все последние десять лет. И хотя он и ликовал и волновался, внешне он был спокоен и сдержан, он был именно таким, каким его всегда привык видеть любимый ассистент Сэм Бридж.
Бергсон ревниво огляделся. Высоко под потолком, спрятанные в специальные ниши, светили люминесцентные лампы. Окна были занавешены плотными шторами. Посреди зала возвышался полукруглый пластмассовый щит с большим матовым, как у телевизора, прямоугольным экраном, приборами, рычажками и кнопками. Бергсон удовлетворенно кивнул головой и показал Паулю на один из двух стульев перед экраном. Передвинув никелированный рычажок на щите, он включил микрофон. Громко, так что под потолком откликнулось эхо, приказал: - Внимание, всем! Начинаем опыт! Повторяю: внимание, опыт!
Он выключил микрофон и нажал красную кнопку. Экран беспокойно зарябил, и в зале медленно погас свет. «Сейчас Пауль Шмидт увидит то, что, кроме меня и Сэма Бриджа, не видел еще ни один смертный. Он поймет, что если его другу суждено остаться в памяти людей, он останется не создателем атомной бомбы». Так думал Макс Бергсон. Одновременно он думал и о том, что мысль эта почему-то не волнует его, как обычно. Он почувствовал, что им овладела апатия. Он как будто наблюдал себя со стороны - движения его были заученно-бесстрастными: вот он нагнулся, вот повернул ручку настройки, стал регулировать резкость.
Постепенно рябь на экране исчезла, и на светло-сером фоне его отчетливо проступило множество темных точек - они располагались ромбами, трапециями, неправильными многоугольниками. Бергсон вяло подумал, что Пауль переживает сейчас то, что когда-то пережил и он. В первый момент Паулю покажется, что он видит на экране небо с необычными темными созвездиями. Но уже в следующий миг он заметит, что «звезды» перемещаются, созвездия непрерывно меняют свои очертания, и тогда он сравнит увиденное со снежинками или, вернее, с пляшущими, мечущимися тенями от снежинок на белой глади сугроба под ночным уличным фонарем. И он поймет и скажет…
- Знаменитое броуновское движение, - сказал Пауль.
- Не совсем,- Бергсон отрицательно покачал головой: - При броуновском движении в жидкости или в газе беспорядочно движутся пылинки или другие мелкие частицы, получая толчки от невидимых нами атомов и молекул. Мы же с тобой наблюдаем тепловое движение самих атомов и молекул. Если быть точным, то мы наблюдаем сейчас движение преимущественно атомов, потому что легкий водород, который исследуется нами, подогрет до температуры, при которой большинство его молекул распалось.
Пауль не ответил. Бергсон повернулся: Пауль сидел с испуганно-изумленным лицом. Брови его были высоко подняты. «Для Пауля чудо уже началось, он видит атомы,- подумал Бергсон. Об апатии он больше не вспоминал. Чудо началось, но чудо впереди!
- Сейчас рассмотрим один из атомов поближе,-
