решение. Признаться, сначала я подумал про деньги. Пошатнувшиеся дела, закладные на имущество… Карточные долги, в конце концов — такое порой случается даже с самыми достойными представителями благородного сословия. Но не с вами. — Я подался вперед и облокотился на стол. — У меня была возможность убедиться, что финансовое положение рода в полном порядке. Иными словами, ваше сиятельство богаты, как сам царь Мидас.
— Вы имели наглость залезть еще и в мои дела?.. — пробормотал Вяземский.
— Увы. — Я развел руками. — На что только не пойдешь ради истины. Впрочем, эту причину мы отметаем, так что позвольте мне продолжить. И на втором месте обычно располагается месть. Злоба нередко толкает на необдуманные поступки, но даже ей вряд ли под силу заставить разумного человека пойти на преступление такого масштаба. Ваши игрушки наверняка прикончили не один десяток невинных людей — и это только те, о которых мне доподлинно известно.
Вяземский молчал — и это определенно было хорошим знаком. И пусть мне приходилось отчаянно блефовать, сидя чуть ли не с пустыми руками, первый кон я выиграл безоговорочно. Удачно попал один раз, потом второй — а значит, можно немного расслабиться. Пусть где-то логика и дедуктивный метод дадут слабину — все-таки мне далеко до Шерлока Холмса — рыбка и так уже на крючке.
И соскочить будет все сложнее и сложнее.
— Однако вы вряд ли настолько склочны и недалеки, чтобы нажить недоброжелателей в таком количестве, — снова заговорил я. — У рода Вяземских наверняка хватает врагов — но почти нет тех, ради кого стоило бы затевать такую гадость. К тому же человека можно уничтожить куда проще… Впрочем, кому я это рассказываю? — Я изобразил улыбку и махнул рукой. — Так что и месть нам тоже не подходит. И остаются всего две причины: власть и страх. Кто-то пообещал вам могущество, которое не снилось даже сиятельному князю. Или вы кого-то до чертиков боитесь. А скорее всего — и то, и другое.
Договорив, я снова смолк. И не только для того, чтобы дать Вяземскому время в полной мере восхититься моей прозорливостью и напитаться страхом последствий. Мне пауза была нужна не меньше: в горле уже слегка пересохло, да и аргументы понемногу заканчивались, переходя из области умозаключений в догадки и домыслы.
Но и они, похоже, оказались верными.
— Такому человеку и могут быть доступны знания ритуалов, которые уже давно забыты — или не существовали вовсе. Он-то вас и научил — конечно же, если не предположить, что страшные тайны передавались в роду Вяземских из поколения в поколение, от отца к сыну… Звучит нелепо, не правда ли? — Я улыбнулся и покачал головой. — И поэтому я еще раз спрашиваю: кому вы служите?
Вяземского понемногу становилось почти жалко. Он еще больше размазался по стулу и явно чувствовал себя отвратительно. Стащил с головы шляпу, неуклюже вытер рукавом взмокшую лысину, снял очки и принялся вертеть их в руках, будто собрался то ли отломать дужки, то ли выдавить стекла. В общем, даже окажись на моем месте самый неопытный физиономист, он непременно увидел бы перед собой человека, который уже погрузился в панику по самую шею и собирается нырнуть еще глубже.
Но барахтаться пока не прекратил — впрочем, уже без особого толку.
— З-замолчите, — жалобно проблеял Вяземский. — У вас нет доказательств!
— Вам требуются доказательства? Что ж, пожалуйста. — Я пожал плечами. — И начнем с вашей таинственной болезни. Почерневшая рука, ногти, жуткая боль по всему телу — в общем, самые обычные симптомы в таких случаях. Надо сказать, мне следовало куда раньше догадаться, по какой именно причине вы занемогли буквально через день или два после того, как я избавил от колдовства человека по имени Захар. Солдата из Георгиевского полка, который имел глупость схватиться за нитсшест голыми руками… Итак, хотите знать — почему?
Похоже, Вяземский не хотел. Ни знать, ни вообще продолжать беседу — да и вообще выглядел так, будто предпочел бы оказаться в другом месте. Где угодно — только не здесь и не сейчас. Только никто его уже, разумеется, не спрашивал: я припер беднягу к стенке и собирался давить до победного конца.
— Ритуал снятия порчи — от примитивного наговора до самой заковыристой гадости — устроен так, что способен не только убрать колдовство от жертвы, но и вернуть его заклинателю. То есть, в данном случае — вам. — Я легонько хлопнул ладонью по столешнице. — Опытный маг, конечно же, может защититься от подобного заранее. И более того — никогда не допустит такой дурацкой ошибки. Но у вашего сиятельства определенно наблюдаются пробелы в образовании, так что последствия не заставили себя ждать. Сначала ломота в костях, потом сухая кожа, — Я начал загибать пальцы для пущей наглядности, — затем почернение, гангрена, температура, сердечный приступ и в конечном итоге смерть. Конечно же, если бы я не появился вовремя.
— Господь милосердный, что вы несете? Ритуалы, магия, порча… Почему я вообще должен слушать весь этот бред?
Вяземский отчаянно пытался выдавить из себя издевательский смешок, и, надо признать, это у него почти получилось. Первый страх прошел, и закаленный в сотнях придворных и закулисных интриг разум снова заработал, выстраивая защиту. Его сиятельство пока еще пребывал в замешательстве, но сдаваться явно не собирался.
— Слова, слова, слова — и ничего кроме, — проговорил он уже окрепшим голосом. — Вы мальчишка, гимназист, и вся эта болтовня не стоит и ломаного гроша.
— Ошибаетесь, ваше сиятельство. К моему мнению уже давно прислушиваются и Орден Святого Георгия, и тайная полиция. И если даже его вдруг окажется недостаточно — найдется еще одно. — Я торжествующе улыбнулся и закончил. — Ваша дочь во всем призналась.
Самый увесистый аргумент всегда лучше оставлять напоследок — прямо как апперкот в боксерской комбинации. Я уверенно начал раунд, чуть сбавил обороты в середине, а под конец даже дал его сиятельству чуть отыграться, усыпляя бдительность — и добил одним ударом.
Чистый нокаут. Вяземский вытаращился, побледнел и с хрустом переломил ни в чем не повинные очки пополам. Кажется, даже поранил пальцы — но это его вряд ли уже волновало. Градус напряжения, повисшего в воздухе между нами, за считанные мгновения взвился запредельных показателей, и я на всякий случай даже отстранился и будто бы невзначай уперся ладонью в край стола. Чтобы, в случае чего, успеть прижать его
