– Бывают же совпадения, – Елена Васильевна качнула головой и, вытащив сигарету из брошенной на стол пачки, закурила.
Игорь поморщился – сам он недавно бросил, но… Но сейчас не выдержал, закурил, пусть даже и дамские. Настроение было такое… дерьмовое.
– А где Оля твоя? – неожиданно спросила мачеха.
– Домой поехала. Мать навестить… Что с тобой? Тебе нехорошо? Может, таблетку? «Скорую»?
Резко побледнев, женщина тяжело опустилась в кресло. Помотала головой:
– Нет, нет, не надо таблетки… Лучше коньяка плесни.
Игорь послушно подошел к бару. Вытащил бутылку коньяка, налил, глядя, как сползают по стенкам бокала тяжелые янтарные капли.
– Больше! Полную! Ну.
Полную так полную. Что уж тут скажешь – надо. Молодой человек налил и себе. Молча, не чокаясь, выпили.
– Ты знаешь, кто такой Миндовг? – чуть помолчав, женщина подняла глаза.
– Литовский кунигас, князь, – удивленно отозвался Игорь. – Первый король Литвы… и последний, насколько я помню.
– Все правильно, – Елена Васильевна вздохнула и потянулась к бутылке. – Так вот, Виктор рассказывал, что в их семье было такое предание. Будто бы этот Миндовг за что-то проклял вашего дальнего предка. Наложил проклятье – мол, что все красивые девушки в вашем роду не будут доживать и до восемнадцати лет. Умрут, погибнут. Но прежде – за их душами приползет священный уж – залтис.
– Чушь какая-то, – наливая коньяк, пробормотал аспирант. – Ну, ведь верно же – чушь. Мракобесие.
– Тем не менее в семье многие так вот умирали.
– Многие?
– Виктор об этом почти не рассказывал. Не любил.
Они выпили еще – помянули. Просидели почти до самого позднего вечера. Игорь уже собирался к себе, на Кондратьевский, как вдруг из комнаты младшей сестры послышался крик!
– Что? Что случилось? – молодой человек едва не столкнулся с мачехой…
Дверь в комнате Лаймы внезапно распахнулась, и девушка выбежала в коридор, растрепанная, с глазами, широко распахнутыми от ужаса.
– Змея! – прижимаясь к матери, с надрывом промолвила Лайма. – Мне снова приснилась змея. Она звала меня, звала…
– Змея? – обняв дочь, Елена Васильевна успокаивающе погладила ее по плечу и вздрогнула: – А может, это был уж?
– Может, и уж. Толстый, противный… С такими желтыми пятнышками.
* * *
Отец что-то такое знал, явно знал. Правда, в подробностях никому ничего не рассказывал, отделываясь лишь общими насмешливыми словами о «мрачном семейном предании», известном как «проклятье Миндовга». Эту злую тайну Викторас Ранчис унес с собой в могилу, и теперь сложно было о ней судить. Однако если предание было известно отцу, то, возможно, какие-то сведения о нем сохранились у его родственников в Литве? Отношения, правда, Виктор Ранчис ни с кем не поддерживал, однако известно было, что его двоюродная сестра, некая Милда Францевна Вилтене, проживала то ли в Вильнюсе, то ли в Каунасе. Наверняка следы ее можно было бы отыскать, хотя бы через справочное бюро. Еще был кто-то в Зарасае, то ли тетка, то ли дядюшка, но тут совсем все было темно, даже имена неизвестны. Отец говорил только, что дядюшка когда-то был мельником… или тетушка – мельничихой. Как-то так…
Игорь все-таки выбил командировку в Тракай и в Вильнюс. Поработать в библиотеке, в архивах знаменитого Тракайского замка. Что-то посмотреть, сравнить – подобрать материалы для будущей диссертации. Руководство пошло навстречу, молодой аспирант числился в ректорате на хорошем счету. Тем более, если бы не отпустили – уехал бы сам по себе, не так уж и далеко тут.
Подготовился молодой человек основательно. Насколько смог. Даже перечитал все старые письма отца, написанные еще матери. Увы, о литовских родственниках там упоминалось довольно скупо. Мол, будучи проездом в Вильнюсе, заглянул к тете Мильде. Та, овдовев, вроде бы как собиралась перебраться в Каунас, там, на окраине города у нее имелся дом. Еще отец писал, что по пути домой заглянул на мельницу близ Зарасая, милого маленького городка, со всех сторон окруженного непроходимыми лесными пущами, в которых, говорят, водились даже зубры!
– Даже зубры водились! Нет, ты слышала?
Повернув на трассу, Игорь прибавил скорость и искоса посмотрел на Ольгу. Возлюбленная все-таки упросила его взять ее с собой, напирая на то, что в Литве никогда не была и ей было бы очень интересно. Молодой человек подумал… и взял. А что? Вдвоем-то куда веселее, тем более пусть девчонка расслабится после похорон – Лауму она хорошо знала и переживала ее гибель всерьез.
– Говоришь, зубры… – покачав головой, Ольга принялась наматывать на палец локон – была у нее такая забавная привычка, когда понервничает или задумается о чем-нибудь.
Девчонке, кстати, тоже еще не было восемнадцати; первый курс любого вуза это, в принципе, детский сад. Почти одно и то же.
– Зубры – зубрами, а как бы не встретить никого пострашней, – Оленька зябко повела плечиками. – Какие-то меня предчувствия терзают. Грустные.
– Мне тоже невесело, – Игорь включил магнитолу, поискать какой-нибудь джаз. Майлза Дэвиса или Луи Армстронга – как раз бы под настроение.
Наш герой всегда считался человеком серьезным. Даже в подростковом возрасте его никогда не оставляло чувство старшего брата, этакой взрослости, обязательности, что ли. Он всегда выглядел взросло, и молодежные прикиды напрочь не переносил, особенно – музыку, всякий там рэп и прочее. Под влиянием мачехи с детства еще обожал джаз и даже классический рок, но рок сейчас был бы не в тему. Да и Олик… Что и сказать – подружка Игоря джаз не переносила, предпочитая музыку веселую, танцевальную. Это потому что молодая еще, даже можно сказать – юная. Одним словом – детский сад.
Они ехали через Псков, через эстонскую границу. Затем – кусочек Эстонии, Латвия – Даугавпилс, и вот уже пресловутый Зарасай – Литва. Заезжать в город Игорь не стал, в конце концов со времен поездки отца немало воды утекло. Вряд ли сохранились и мельница, и мельник с мельничихой. Померли давно все. Куда больше надежд молодой аспирант возлагал на две литовские столицы – Каунас и Вильнюс. Через литовские группы в соцсетях он уже примерно прояснил адреса.
– Интересно как – две столицы, – Олик, наконец, растянула губки в слабом подобии улыбки. – Как у нас – Москва и Петербург.
– Ну, не совсем так… – отличавшийся дотошностью Игорь все же счел уместным кое-что пояснить. – Вильнюс, Вильно – древняя столица, а Каунас – временная. В двадцатые годы была, до войны еще.
– Историю Прибалтики я как-то не очень, – честно призналась девчонка. – Другое дело – древний мир! Хочешь, расскажу тебе про Египет? Про Рамзеса Второго или Аменхотепа Четвертого?
– Который Эхнатон?
– Который Эхнатон.
Вспомнив полузабытую древнюю историю, молодой человек невольно улыбнулся и покачал головой:
– Как-нибудь в другой раз, милая. Ладно?
– Как скажешь. Вообще, я просто так предложила. Лишь бы тебя разговором занять.
Ольга хмыкнула и, потянувшись, неожиданно предложила:
– А не остановиться ли нам где-нибудь перекусить? Правду сказать – умираю с голоду, да!
– У, как. Ну, тогда сейчас поеди-им.
– Только цепеллины не заказывай, ладно? Лучше в хлебной тарелочке суп.
Они приехали в Вильнюс вечером. Оставив «Ситроен» на отельной парковке, поселились в гостинице на площади прямо напротив вокзала, совсем недалеко от Старого города и знаменитых ворот Зари – Аушрос. Так же и улица там называлась – Аушрос Варту, восхитительная старинная улочка, мощенная брусчаткой. А вокруг – храмы, храмы, храмы…
– Завтра все посмотрим, – распаковывая чемодан, заявил молодой человек. – А самое главное – дело сделаем. Отыщем хоть что-нибудь. Если повезет, конечно.
Они даже не занялись как следует сексом – настолько оба устали, путь-то неблизкий. Так, скорей, ритуально помиловались, потом сразу в душ – и спать. Правда, перед сном все же поговорили, и на это раз инициативу взяла Оленька. Она вообще была девушкой любопытной.
