— Вахмистр, только порох и пули! — крикнул Данилов, пуская коня рысью. Он заметил, что офицер, пытавшийся ускакать в Дорогобуж, жив и пытается вылезти из-под убитой лошади.
Азаров молча подкинул вверх пистолет, да так ловко, что тот буквально замер на высоте плеча, сидящего на коне князя. Легко, словно со стола, Николай ухватил оружие. Взводя курок, он в очередной раз с благодарной теплотой подумал о кавалергарде: «Надо же, выстрелы мои сосчитал! Знает, что заряженных пистолетов у меня больше нет».
Французский офицер оказался полковником. Сопротивляться не мог, поскольку сильно ударился о камень на обочине. С ним особенно не церемонились, быстро связали, бросили поперек лошади. Пороха и пуль, к удивлению Данилова, оказалось довольно много, каждый из французов вез по несколько фунтов, но на серьезный бой этого бы все равно не хватило.
Вечером следующего дня Каранелли прибыл на место короткой схватки русских с отрядом полковника Матье, одного из многочисленных адъютантов Наполеона. Весть о том, что на него, посланного организовать резиденцию императора в Дорогобуже, напали русские, долетела еще вчера. Со слов уцелевших офицеров, русские крестьяне продемонстрировали редкую выучку. И что еще успел заметить один из оставшихся в живых, партизаны были отлично вооружены. В результате полковник исчез, и это, несомненно, говорило о том, что он еще жив. Зачем русским забирать труп?
Обеспокоенный Бонапарт, проявив в очередной раз интуицию, отправил Каранелли разобраться с исчезновением полковника. Это первый случай, когда исчез адъютант императора. И формальный повод выяснить, что же произошло, имелся. Но причина, по которой Луи ретиво бросился выполнять пожелание Наполеона, крылась в ссоре, произошедшей между ними два дня назад. Первой настоящей ссоре с того момента, когда лейтенант Бонапарт покинул Корсику.
Днем ранее Каранелли проводил разведку. Нужно было определить, насколько удалось оторваться от русских. Французская армия из-под Малоярославца уходила стремительно, но достаточно ли? Пропустив арьергард, лазутчики переоделись в русские мундиры и поехали навстречу армии Кутузова. Дорога представляла ужасное зрелище. Трупы лошадей валялись иногда посреди дороги, так и не отброшенные на обочину. Нередко попадались и орудия, поскольку не хватало сил их тащить. Но самое страшное — это трупы солдат и офицеров. Тяжелораненых или больных оставляли умирать на обочинах, а иногда просто сбрасывали в овраги. Повозки встречались повсюду. В основном в них тоже лежали трупы. Изредка доносились стоны раненых, чьи души отчаянно цеплялись за жизнь, не давая умереть два-три дня без пищи, воды и лекарств. Сопротивляясь ночному холоду и влаге дождей.
Выехав на пригорок, французы заметили в низине, у мелкого ручейка, с полдюжины мужиков, толкущихся возле повозок.
— Партизаны? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Доминик.
— Вряд ли! Мародеры. Но не расслабляться. Вдруг решат, что мы хотим отобрать у них добычу.
Но это оказались не мародеры. На телеге, запряженной мерином, лежали, издавая глухие стоны, двое французских солдат и офицер-артиллерист.
— Что делаете? — грозно спросил Каранелли, подъезжая к пожилому приземистому бородатому мужику.
Ответить тот не успел.
— Дед Федор! — раздался от дальней повозки звонкий мальчишеский голос. — Дед! Здесь еще один живой!
— Грузите его, да езжай! И возвращайся побыстрее. До обеда надо еще раз поспеть.
Наконец мужик повернулся к Луи.
— Не взыщи, ваше благородие, тока Мишке если не ответить, то заорется, что корова недоенная. Раненых мы здесь собираем.
Но Луи уже и сам догадался, чем заняты мужики, и это так поразило, что он не смог удержаться от следующего вопроса.
— А кто приказал?!
— Никто. Мы сами.
— Но это же французские солдаты?! — удивлению Каранелли не было предела.
— Это не солдаты ужо, ваше благородие. — И, чуть помолчав, добавил: — Но люди.
Каранелли тронул лошадь. «Люди, — стучало в голове, — люди! Это вы с Мишкой люди. А эти… Не будь сами ранены, так товарищей своих, кто идти не может, на обочинах побросали бы. Чтобы награбленного побольше утащить».
Лазутчики догнали Наполеона уже под Гжатском, чтобы сообщить приятную новость — французская армия движется быстрее русской. Но у императора имелись основания не успокаиваться. Кутузов мог сократить путь, например через Медынь выйти с юга на Вязьму. Нужно торопиться, и Бонапарт делал все возможное, чтобы ускорить движение армии.
Их убивали прямо на Смоленском тракте. В присутствии императора и его свиты. Две тысячи русских пленных солдат и нижних офицерских чинов. Заряды не тратили. Убивали штыками и прикладами, разбивая головы беспомощных безоружных связанных людей. Бить приходилось помногу раз — скользкие липкие ружья с трудом удавалось удерживать в руках. Конвоиры из гренадеров, рослые, как на подбор, трудились в поте лица.
— Что же вы делаете?! Что делаете? — шептали беззвучно губы совсем юного корнета. Но знающие русский все поняли, не слыша слов. Каранелли заметил, как напрягся стоящий рядом Доминик. Перегнувшись через шею лошади, он твердо положил руку на плечо малыша.
— Я сам!
Но Луи не успел. Герцог Коленкур, тот самый, который имел немало оснований ненавидеть русских, поскольку младший брат Огюст погиб на Бородинском поле, вдруг заорал в лицо Бонапарту:
— Это бесчеловечная жестокость! И это пресловутая цивилизация, которую вы несли в Россию? Разве мы не оставляем у русских своих раненых и множество пленных?
— Это война, герцог! Наши раненые уже ничем не помогут армии.
— Это не война! — никогда раньше, если не считать детства в Аяччо, Каранелли не позволял себе разговаривать таким тоном с Бонапартом. — Это мерзость, Набулио!
Император резко повернулся. На долю секунды в глазах мелькнул нехороший огонь, но встречный взгляд, жесткий и презрительный, остановил его. Поза Каранелли также не выражала почтения, причем настолько, что даже герцог замолчал.
— Вчера я видел, как русские мужики, — голос Луи был не менее жесткий, чем взгляд, — выискивали среди брошенных нами раненых солдат тех, кто еще дышал. И развозили по домам. А сегодня мне стыдно, что на мне такой же мундир, как на этих мясниках!
Луи тронул лошадь и медленно поехал в сторону Гжатска. Его отряд молча потянулся следом.
— Никогда не думал, что император может отдать приказ, — проговорил Доминик, когда они отъехали, — который я откажусь выполнять.
Вечером Наполеон передал через Перментье приказ разыскать пропавшего полковника Матье.
