— Посмотрите, — произнес Пестель и вытянул руку. — Мне кажется, я вижу развалины.
— Что это может быть? — спросила Люба. — Не развалины, а вообще — все?
— Хотел бы и я знать, — буркнул Пестель, вздохнул и повернул руль велосипеда.
— Куда теперь? — спросил Ким.
— Есть одно место, — пояснил Пестель, посмотрев на часы. — Правда, они в это время заканчивают работу… Но, может быть, сегодня решили остаться.
Что за место, где кончают работать, едва наступает утро, гадал Ростик, но не очень долго. Стоило впереди мелькнуть куполу, который он привык видеть с самого детства, как у него рассеялись все сомнения. Обсерватория! Ай да Пестель, молодец. А он и не подумал об этом.
А ведь отец водил его сюда мальчишкой, но он посмотрел на какие-то машины, на медлительных людей в синих халатах и больше не интересовался этим заведением. Как оказалось, зря, отца тут любили, и публика, по его словам, собиралась прелюбопытная.
У входа в здание никого видно не было, даже вахтера. Ребята прошли по гулкому коридору, Пестель свернул в узкий, затемненный закуток, в конце которого мелькал сумрачный свет, и они вышли в довольно большую комнату, которая имела всего одно очень узкое окно с матовым стеклом. Тут было прохладно, на полках стояли какие-то приборы, над несколькими столами висели загадочные лампы, но они не горели.
— Есть тут кто? — громко спросил Пестель.
— Кто там? — отозвались из глубины, где тень была особенно густой.
Пестель уверенно пошел в ту сторону, он тут наверняка не редкий гость, решил Ростик, почему-то с завистью.
Они вышли к небольшому диванчику, на котором лежала подушка и скомканное армейское одеяло. На кушетке сидел лысый улыбающийся человечек в пестрой, заграничной футболке. Перед человечком стояли еще двое ребят. Одного Ростик знал. Это был Антон Бурскин, чемпион города по тяжелой атлетике, очень накачанный и красивый парень, от которого половина девчонок просто сходила с ума. Поговаривали, что, отслужив армию в спортроте, он пытался поступить в военное училище, но не получил каких-то рекомендаций. Что это были за рекомендации, Ростик не догадывался, отец, прознав про эту историю, нахмурился и покусал нижнюю губу, что было верным признаком крайнего раздражения.
Вторым оказался темноволосый, очень подвижный паренек с цыганскими или кавказскими глазами. Он весело кивнул несколько раз и всем по очереди протянул руку, каждый раз приговаривая:
— Эдик Сурданян.
Про него, как ни странно, слышал Ким. Он спросил:
— Вы тот самый Сурданян, корреспондент «Известки»?
«Известкой» называлась в народе газета «Боловские известия», которую за полную неинтересность прозвали этим малоаппетитным прозвищем. Эдик опять смущенно кивнул, эта привычка была у него укорененной.
— Пестель, проходите… И друзей своих ведите поближе, — предложил улыбающийся лысый человек в футболке. — Я хотел поспать немного, но вот, — он развел руками, — пока не удалось.
Пестель стал в официальную позу.
— Позвольте познакомить — Иосиф Ким, мой сосед, Люба и Ростислав…
— Вы сын Гринева? — спросил лысый. — Тогда мы знакомы, только виделись давно.
Ростик вдруг тоже кивнул, протянув руку. Рукопожатие лысого оказалось крепким. После этого Ростик сразу вспомнил, как его зовут.
— Директор обсерватории Борис Мыхалыч Перегуда, — для всех объявил Пестель. Перегуда встал, он не мог сидеть при девушке. — Итак, молодые люди, чем обязан?
Ростик прикинул его возраст, пожалуй, чуть старше отца. Или чуть моложе, но выглядит похуже — бледная кожа, воспаленные глаза.
— Что с нами произошло? — спросил Эдик.
— Где мы оказались? — одновременно с корреспондентом спросила Люба.
Перегуда, смешно наклонив голову вбок, вздохнул.
— Правильнее всего будет сказать не где, и даже не что произошло, а как такое оказалось возможно? Понимаете, этому нет никакого объяснения. Мы заступили на дежурство вчера в девять, произвели обычные технические замеры, даже вели наблюдения по плану до полуночи, а потом… Приборы стали врать, и большая их часть так и не пришла в себя.
— Например? — спросил Эдик, он уже достал блокнотик в твердой корочке и шариковую ручку, чтобы записывать.
— Например? Ну, что-то происходит со временем. Если судить по числу ударов сердца, а это один из самых точных наших природных хронометров, минута тут длится не 60 секунд, а, так сказать, сто восемь нормальных, земных секунд… — Перегуда стал чуть прямее. — Может быть, это очень смелое утверждение, может… Понимаете, мне пришло в голову, что мы скорее всего уже не на Земле.
И тут Пестель торопливо, часто сбиваясь, рассказал, как они доехали до края дороги, как увидели красную почву и что-то странное вдали. Ростику это оказалось не очень важным, но Перегуда выслушал с интересом.
— Вы знаете, Георгий, — подтвердил он рассказ Пестеля, — вторую половину ночи я просидел за старым оптическим телескопом, только использовал его… Гм, как бы точнее выразиться? В общем, использовал его как подзорную трубу. И выяснил, что над нами теперь ходят определенным, весьма правильным в математическом смысле образом плотные облака, скорее даже туманности, причем по всему здешнему пространству, то закрывая, то открывая новые участки поверхности.
— Поверхности? — переспросил Эдик.
— Именно. Это просто поверхность. Она протянулась в немыслимую даль, и я даже подумал…
— Что вы подумали? — спросил Ростик немного невежливо.
— Понимаете, есть гипотеза… Хотя нет, об этом еще рано говорить.
— А жизнь тут есть? — спросила Люба. Она нервничала уже поменьше, но все-таки Ростик видел, что ее кулачки плотно сжаты.
— Что вы имеете в виду? — удивился Антон.
— Я хочу знать: как мы тут будем жить? Что будем делать, как будем существовать?
— Ну, если мне будет позволено предложить аналогию, я бы сравнил ближайшую нашу перспективу с переселением на дачу, где ведут упрощенное существование, — ответил Перегуда, немного смущенный, потому что изрядно недоговаривал.
И Ростик понял, что астроном будет недоговаривать все время.
— Значит, дача? — громко спросил Ростик.
— Я не утверждаю, а пытаюсь дать аналогию.
— Может, космическая лаборатория? — спросил Пестель. — Или ковчег? Живые существа, так сказать, каждой твари по паре, и…
Он не закончил. Эдик вдруг с энтузиазмом спросил:
— И что же, на Земле, там, где мы жили до сих пор, образовалось пустое место?
Перегуда поднял на него глаза, потом потер подбородок.
