— Но разве ваш компьютер не может произвести сравнительный анализ почерков за несколько минут, не вынуждая меня прибегать к сложной бюрократической процедуре?
— Графическая экспертиза, молодой человек, дело тонкое и творческое. Здесь нужны интуиция и хорошее знание объекта исследования. Его привычек, наклонностей, особенностей характера. Легко найти человека в картотеке по отпечаткам пальцев, но по почерку это невозможно. Моя стандартная экспертиза состоит в том, чтобы определить, принадлежит данный почерк конкретному человеку или нет. Для этого мне необходим оригинал вещественного доказательства и свежий образец почерка подозреваемого. Тогда я сравню эти два документа и с полной определенностью установлю, писал его этот человек или кто-то другой.
— А если я представлю вам несколько образцов почерка, скажем, пять или шесть, среди которых будет находиться и почерк подозреваемого, вы сможете определить, кто из них написал эту записку?
— Разумеется, смогу, если вы сможете членораздельно объяснить, кому и для чего это понадобилось. Я не собираюсь участвовать в каком-то дурацком розыгрыше. У нас в управлении развелось слишком много шутников. Пару дней назад в гардеробе мне подсунули плащ моего завотделом. Они у нас почти одинаковые, оба куплены у Маркуса на распродаже. Так что я обнаружил подмену лишь после того, как шефу сообщили, что я хожу в его плаще.
— Я не принадлежу к категории шутников, скорее уж к их жертвам. Кто-то разыгрывает меня уже не в первый раз, и мне бы хотелось узнать, кто у нас занимается подобными глупостями. Обращаться с такими пустяками к начальству я не могу, как вы понимаете.
— Отчего же? Шутникам подобного сорта не место в управлении, им надо работать в цирке или на эстраде.
Сарезский еще долго ворчал, разглядывая бумажку Сергея, но, видимо, память о нанесенной ему лично обиде была еще слишком свежа, и в конце концов он сжалился над Сергеем.
— Хорошо. Несите ваши образцы. Попробую вам помочь. Но только услуга за услугу. Вы остаетесь моим должником до тех пор, пока я не придумаю, как вы сможете со мной расквитаться.
Сергей согласился на эти кабальные условия, и вскоре на столе Сарезского, в дополнение к ночной записке, появилось четыре отрывка, случайно выбранные Сергеем из различных рукописных документов. Пятым среди них был, разумеется, образец его собственного почерка. Он пронумеровал записки, и теперь оставалось только ждать результата.
Результат графологической экспертизы был готов на следующий день. Сергею вновь пришлось спускаться на второй этаж к Сарезскому и вести долгую унизительную беседу, на ходу выдумывая объяснения.
Однако через полчаса драгоценный листок с заключением лежал у него на столе. Он специально оттягивал момент ознакомления с результатом, пытаясь его предугадать и выработать какой-то план действий на любую из возможных ситуаций. В трудные моменты он всегда сначала вырабатывал план и уж потом действовал.
В конце концов Сергей решился приоткрыть листок и заглянуть сразу в его конец, в графу «выводы»:
«Ни в одном из представленных образцов нет почерка, идентичного вашей записке» — не слишком официально, зато однозначно и лаконично.
Сначала это известие Сергея обрадовало, поскольку снимало с него тяжкий груз подозрения в собственном лунатизме. Но, с другой стороны, подобный поворот событий создавал проблем больше, чем решал, так как оставалось совершенно непонятным, кто же в таком случае написал записку?
Накануне ее получения, вечером, перед тем как заснуть, он просмотрел документы и хорошо помнил, что последний лист в его папке, где ночью появилось таинственное послание, был абсолютно чист. Сергей обладал фотографической зрительной памятью и не мог ошибиться.
Оставалось лишь два варианта — либо ночью, пока он спал, в дом проник посторонний, минуя консьержку и нейтрализовав сложную защитную систему, которой в обязательном порядке снабжала всех своих сотрудников «контора», либо надпись и в самом деле материализовалась в результате его сна.
В последнее он не верил. Еще в школе в его голову вбили аксиому — материя первична, сознание вторично, и отсюда следовало, что ничего «материального» сознание породить не могло, даже во сне. Тем более — во сне. Потому Сергею и нравился Кастанеда, что он вольно обращался с привычными надоевшими догмами.
Если же всерьез подумать над первым вариантом, то получается, что некто пошел на весьма сложное действо, рискуя попасть в полицию по серьезному обвинению в проникновении в чужое жилище, лишь для того, чтобы провернуть дурацкую шутку. Маловероятно, да и спал он всегда чутко. Если бы в комнате появился посторонний, он бы обязательно проснулся. Что же получалось?
А ничего не получалось. Концы с концами не сходились, и оставалось только ждать встречи со своей таинственной незнакомкой в следующем подобном сне. Он заставит ее все объяснить.
Неожиданно эта мысль вынудила его задуматься над тем, каким образом он собирается это сделать? Почему-то, вспоминая мелкие детали предыдущих снов, Сергей был уверен в том, что сможет заговорить во сне, и не просто заговорить, но и произнести определенные, заранее подготовленные слова. Ощущение того, что это у него получится, было достаточно определенным.
Выходит, он сможет управлять собственным сном, хотя бы частично?
Это был интересный, правда, чисто теоретический вывод. А из практических вопросов оставался самый главный: существует ли незнакомка в реальности, пусть даже в какой-нибудь иной, нездешней?
Сергей слегка испугался смелости подобного допущения, но уже не мог остановиться. Ибо, если она существует на самом деле, а не является плодом его сонного воображения, то тогда вполне реальными становились и эти самые орд осы, которых он должен остерегаться.
Рабочий день тянулся бесконечно. Сергей готовил материалы для оперативников по известному международному террористу Ахмеду, два дня назад замеченному в Париже. Вся его работа сводилась к анализу предыдущих операций, связанных с деятельностью Ахмеда, а все просьбы Сергея о переводе в ряды этих самых оперативников начальством игнорировались.
В Москве он занимался оперативной работой и здесь скучал по настоящему делу. Возможно, бумажная тягомотина, совершенно противоречившая его склонностям, да еще среда чужого города, отделенного от него языковым барьером, и породили неожиданный интерес к Кастанеде…
В конце концов и этот день завершился. Едва Сергей вышел на улицу, как им овладело странное чувство — ему казалось, что он находится в не совсем реальном городе. Выражалось это в непривычных скачках внимания. Оно перескакивало с объекта на объект, в промежутках полностью переключаясь на его внутренний мир, точнее, на необъяснимую тоску по тому недостижимому, несуществующему миру, который ему удалось увидеть во сне. Собственно, он увидел всего лишь женщину… Но какую женщину! Раз за разом его мысли возвращались к ее глазам, к развевавшейся на ветру гриве волос. Эту деталь ему удалось вспомнить только сейчас. Очевидно, на башне, где она стояла, ощущался сильный ветер.
