Воздух наполнился шелестом снарядов и грохотом разрывов.
— Держитесь, седьмые. Помощь уже на подходе. Не вздумайте отступить, на вашем участке формируется направление главного удара. Приказываю подавить доты на берегу…
Насколько мог охватить мой взгляд, всюду кипела земля, плавился камень, а разбитые вдребезги машины дополняли картину ада. Будь я поэтом, обязательно назвал бы нашу авантюрную высадку низвержением ангелов на грешную землю, где нас уже ждали раскаленная смола и демоны преисподней. Взволнованно наблюдая за усиливавшимся сопротивлением врага, я понял, что мы влипли и еще намучаемся с высадкой — каменистая поверхность не лучшее место для обороны.
Яркий энергоразряд, словно булавка бабочку, пронзил ближайшего ко мне новобранца, когда он на мгновение поднялся из воды в полный рост. Схватившись за грудную пластину скафандра, он с удивлением посмотрел на дыру. Оттуда не выступило ни капли крови, она вся спеклась внутри. Вокруг отверстия светились остывающие края расплавленного металла, с шипением капающего в воду.
— Уйди с огневого рубежа! Ложись! — закричал я, но он меня не слышал.
Как заведенный, прижимая руки к груди, он, шатаясь, шел на бункер, изрыгавший трассы энергоразрядов. Дотянувшись до его ноги, я дернул его вниз — чуть не угодив под обстрел. Выставил ствол из-за скалы и начал бешено обрабатывать амбразуру бункера. Очередь зацепила стрелка, скорострелка быстро захлебнулась и умолкла.
Новобранец был мертв. Я и не заметил, как еще три силовых заряда продырявили его шлем. Его лицо напоминало горелую котлету после часа в микроволновой печи. Это было ужасно.
Прокравшись к изрыгавшему смертоносные лучи доту, я отцепил от пояса вакуумный фугас и закинул его внутрь. Отбегая, я уже не видел, как дот превратился в огненный шар, который мгновенно сжался в одну точку и рассеялся туманом. Это немного облегчило положение моей роты. Бойцы видели мой движущийся маркер на электронных схемах и, словно овцы за пастухом, тянулись следом. Иногда зеленые огоньки живых людей становились красными и неподвижными точками на такблоке. Солдаты, зачищая один бункер за другим, бросали внутрь гранаты и поливали амбразуры антибиотическими излучателями — такое излучение мгновенно убивало любую форму жизни. На горизонте вспухло сразу пять ядерных взрывов, опалив грозовые небеса. Я инстинктивно кинулся на землю, хоть и понимал, что от близкого взрыва ядерного снаряда никакое укрытие не спасет. К счастью, взрывы произошли слишком далеко от нас, но зона высадки «икс» была сметена, а значит, мы еще не скоро получим подкрепление.
Рядом с моей головой застыли раскачивавшиеся гусеницы «Зевса» — стосорокаствольной САУ, судя по цифрам на горящей башне, приписанной к третьей бронетанковой бригаде. Грозная машина была в нескольких местах опалена огнем и здорово потрепана противотанковыми средствами. Из люка высунулся черный шлем танкиста, и глухой голос окликнул меня:
— Эй, пехота! Курящий? Есть чем закинуться?
— Убирай отсюда свою железяку! Все твои давно ушли вперед.
Мне отчего-то вспомнился рассказ о том, что механизированные средства притягивают к себе огонь артиллерии и ракет, ведомых искусственным интеллектом. Не хватало еще, чтобы из-за одного идиота нас накрыло ракетным залпом.
— То есть у тебя совсем ничего нет?
— Нет!
Взревев двигателем и выпустив облако гари, машина специально наехала гусеницами на труп гозорца. Вот уж воистину, на войне каждый развлекает себя, как может; для одних она ад, а для других мать родная. Я был из первой категории. Война была худшим кошмаром, когда-либо произошедшим в моей жизни…
Некогда зеленая долина была настолько изрыта и изуродована кровопролитными боями, что даже неприхотливые к местности танки «Центурион» с трудом ворочались в залитых грязью колеях. Проваливаясь по пояс в воду и жирную грязь, мы брели в сторону уходящего от нас фронта, где передовые эшелоны сильно потеснили оборону врага. Придя в себя после первых часов кошмарной высадки, Имперская армия погнала гозорцев взашей.
— Где лейтенант Торнвальд?
— Где все? Нас бросили?
За меня хватались руками оставшиеся в живых новобранцы, ошалевшие и полностью деморализованные. Те, кто уцелел, спешили прибиться к любой боеспособной группе.
— Да отпустите меня! Откуда мне знать?! — злился я на них, стараясь удержаться на ногах и не свалиться в яму с грязью.
Лес превратился в сплошные воронки. Кое-где из воды торчали чудом уцелевшие стволы деревьев, обожженные до состояния угля.
— Двигайтесь разреженными цепями. Группами не бродите, — учил я новобранцев. — На одного человека тратить заряды они не станут. В случае контратаки не бегите…
Прямо перед нами полскалы вдруг словно языком слизнуло. Это неизвестно откуда прилетела ракета, к счастью для нас, не ядерная. Куски скалы убийственной картечью прошлись по нашим цепям.
— Берегись!
Со всех сторон раздавались вопли ужаса.
Поскользнувшись на камне, я с проклятиями провалился в грязевую воронку и погрузился по самую макушку. А когда вынырнул, то нос к носу столкнулся с мерзкой тварью, похожей на шипастую мурену. Бессильно скребя зубами по стеклу моего шлема, она обвилась вокруг меня кольцами и стала усиленно душить. Солдаты, заметив мои бесплодные попытки высвободить руки, повыхватили ножи из магнитных ножен и пришли мне на помощь. Мерзкая тварюга прилипла ко мне сильнее, чем кредиторы, стараясь переломать кости, которые уже начали зловеще хрустеть.
— Держитесь, сержант! Мы вас вынесем! Эй, носилки сюда…
— Мне не нужны носилки! Отпустите!
Меня заботливо поставили на ноги и вложили в руки лучевую винтовку.
— Спасибо, вы здорово рисковали, — выдавил я. — Эти шипы очень ядовиты.
— Какой разговор, сэр! Всегда пожалуйста.
Солдат, в котором было меньше всего от легионера, а больше от фольклорного лешего из трясины и водорослей, помог мне выбраться на островок суши.
— Сержант, впереди промышленная зона. Надеюсь, нам не придется идти через нее?
— Я тоже на это надеюсь, — буркнул я, забрасывая на плечо тяжелый гранатомет. — Разбирайте оружие мертвых и идите за мной…
— А как же тела? Мы не можем их тут бросить! — возразил один из бойцов. — Мы должны…
— Еще как можете! — оборвал я его нытье. — Мертвые не наша забота, а медслужбы да, пожалуй, Единого. Вы трое будете разведкой, а вы — замыкающими. Раненых возьмем с собой…
После очередного привала нас на танковой броне подбросили до ближайшей танковой стоянки первого легиона, в котором я и имел «удовольствие» служить. Сухой квадрат примерно в пять гектаров был под завязку забит военной техникой и атомными пушками, закрытыми от неприятеля, дождя и пепла пластиковыми чехлами. Мой наметанный взгляд не могла обмануть их видимая бесформенность. Солдаты в буро-зеленых доспехах разгружали воздушный транспорт, вынося из него серебристые ящики со зловещим символом — атомный взрыв в венке из дубовых листьев с перекрещенными под ними артиллерийскими стволами. Тишина нарушалась далекими раскатами пушечной и ракетной стрельбы, по небу змеились светящиеся росчерки — на орбите продолжалась битва за ближний космос. Мне стало ясно, что гозорцы сражение еще не проиграли. Они не могли потягаться с нами по количеству космических кораблей, авиации и материальному снабжению, но могли осложнить жизнь бесконечными атаками на растянутые линии коммуникаций. Необходимо было поскорее подавить все очаги сопротивления.