— Не хочу обнадеживать, но факты налицо. Мы отбили плацдарм… Правда, немалой ценой, нас здорово потрепали, но отбили! — ликовал Чак, довольный тем, что еще жив.
— Это и есть романтика войны? Доблесть и честь? — медленно закипая, спросил я.
Винить его было не за что. Просто ему повезло, а нам нет.
Мой голос утонул в грохоте и вое. Над головой с ревом разъяренных фурий пронеслись звенья истребителей, растворившись на фоне изрыгающего пепел вулкана. Один из астероидов, врезавшись на огромной скорости, разбудил гиганта, дремавшего до этого тысячи лет. Теперь он доставлял нам массу неприятностей.
— Чего мы добились их смертью? Так войны не ведут! Нужно действовать тоньше.
— Ты не прав, Ингвар! — возразил Чак. — Благодаря передовым подразделениям мы выиграли время. Ты забыл, как начинали мы сами: ты, я и остальные? Нас бросили в бой раньше, чем мы научились сражаться. Кроме того, они знали, на что идут, попав в легион…
— Они не знали этого, как и ты, и я, и остальные! Их насильно загнали в ряды тех, кто делает самую тяжелую работу. Когда мы выберемся отсюда, я снова напишу прошение о переводе куда угодно, только бы подальше от легиона.
— Это глупость, дружище! Из легиона существует только два пути: пластиковый мешок для трупов или вечная слава в веках! Если бы войны были менее ужасны, мы бы ими увлеклись, а так это просто последний довод. Эти гозорцы сами вынудили нас так поступить!
— Так же, как до них криганы, ведранцы, першеиды и аргонианцы на Кассини? Все это вранье, и нет в войнах ни славы, ни чести. Сражаясь с чудовищами, мы и не заметили, как сами ими стали.
— А как же остальные? Что делать нам? — крикнул мне вслед Чак. — Ты для себя все решил… а мы? Думаешь, тебе одному трудно? Ты же сам рвался в этот проклятый крестовый поход!
Я раздраженно дернул щекой. На это у меня не нашлось, что сказать.
С такими мрачными мыслями я и нарвался бы на неприятности, если бы гозорцы неожиданно успешно не прорвали хрупкий фронт и не двинули против нас свои железные армады — армии последнего резерва. Нами срочно закрыли бреши в обороне. Вбив нам в головы приказ держаться и не отступать, офицеры оставили нас один на один с неприятелем.
— Танки! Товсь! — рявкнул по рации Торнвальд. — Сначала зажигалки, потом осколочные.
Подсоединив к своему костюму электронный шлейф управления ПТУРСом, я взял на прицел командный танк. Он был низким, покатым, с восьмиугольной башней и длинным пятнистым стволом. Я хорошо видел его в оптический прицел ракетной установки. Изрыгая огонь из пушки, он изредка останавливался и, неуверенно шаря стволом перед собой, нехотя полз дальше. До цели оставалось менее пяти километров. Ближе подпускать было опасно.
— Хорошая цель, одобряю! — вмешался в мои размышления насмешливый голос Торнвальда, который любил подключаться к нашим камерам в шлемах. — Смотри не промажь, сержант.
Задыхаясь в душном шлеме, я одновременно с остальными нажал на спуск ПТУРСа. Серые струи выхлопов взлетели вверх и стремительно упали на машины противника. Командный танк, не реагируя на попадания, полз вперед, обрабатывая наши позиции из скорострельной пушки.
Артиллерия, подпустив танки ближе, расколошматила их так, что любо-дорого было смотреть на подлетающие вверх оторванные башни и гусеницы. Одни горелые груды железа громоздились теперь на поле. Для кого-то — праздник жизни, а для кого-то — горечь смерти…
— Какой бесславный конец. Техники у них полно, но вот такое чувство у меня, сержант, что пользоваться ею они совсем не умеют! — рассмеялся Лин. — Так бездарно погибнуть…
— Игра еще не окончена. Мы отбили всего одну атаку. Они отступят, а потом начнут сначала.
Мы отбивались почти неделю, и ничто не могло нас сломить. Днем и ночью врага бомбили, и наконец остатки дивизий гозорцев в панике отступили на исходные рубежи, по дороге бросая все, что их связывало, — запчасти, боеприпасы, подбитую технику, раненых.
— Бери в охапку противотанковую роту и организуй контрнаступление! — азартно приказал мне лейтенант Торнвальд. — Гоните их к реке и уничтожайте, пока они не опомнились!
Чертыхнувшись про себя и поминая нелестными словами Торнвальда и всех его родственников, я устало взял в руки лучемет и дал сигнал к атаке.
Моя группа преследовала гозорцев до тех пор, пока киберком, обновив спутниковые данные, не сообщил, что поле вокруг нас засеяно тысячами мин ПП — «подземными попрыгунчиками». Они, реагируя на живых существ, выпрыгивают из-под земли и взрываются на уровне головы, снося ее с плеч. Это еще полбеды. Кроме попрыгунчиков, здесь было полно поганцев, которые сами ползли к тебе под землей и внезапно взрывались под твоими ногами. Нас заманили в ловушку!
Первые разрывы слились в барабанный бой, когда незримая волна подняла и меня в воздух в фонтанах грязной земли. Звон в ушах и адская боль в ногах — это последнее, что я запомнил. Взвыла внутришлемная сирена, и по экрану визоров побежали тонкие росчерки квазипомех. Длинные столбцы цифр диагностики сообщали о серьезных неполадках.
Болевой шок был так силен, что антишоковые препараты, впрыскиваемые в кровь лошадиными дозами посредством автоинъекций, не помогли мне избежать беспамятства.
Сознание мучительно возвращается в ноющую плоть…
Глаза режет яркий свет, испускаемый сотнями ламп внутреннего освещения. Мое тело, как и тысячи других, висит в зеленом свечении силового поля. Сквозь поле проходят разноцветные лучи, приятно покалывая кончики пальцев, а сам я нахожусь внутри прозрачной сферы. Насколько я помнил по прошлому опыту, реабилитационная капсула считывала ДНК и выращивала новые клетки и органы, полностью идентичные старым. К сожалению, таких капсул остро не хватало в действующих частях. Мне повезло, что я внутри нее, а не под ножами робота-хирурга.
Крейсер «Спаситель Цебертрона» и космический госпиталь «Знамение» шли к ближайшим вратам в созвездии Медузы. Корабли уносили меня из враждебной звездной системы, но нелестная память об этом бое теперь останется навсегда.
— Вам пора спать, мастер-сержант. У вас повысилось кровяное давление, — тихо сказал полубелковый дроид.
Незаметно подъехав к капсуле, он стал манипулировать кнопками гипногенератора, пока тот не погрузил меня в глубокий сон без сновидений.
Когда я выписался из госпиталя, то первым делом принялся осаждать центр связи, стараясь связаться со своей семьей, но вежливые, как всегда, киборги дали мне от ворот поворот:
— Нам очень жаль, мастер-сержант. Из-за боевых действий и постоянно открытых врат к нам просачивается слишком много эфемерной эктоплазмы. Это мешает связи. До тех пор, пока не прибудет колодец душ и не очистит пространство, гипносвязь будет блокироваться помехами.
