— И вы не пытались что-то сделать? Как-то помешать? — спросил я у Профессора.
— А что бы вы сделали? С голыми руками на пулеметы? Плетью обуха не перешибешь. И потом, это же не мои дети… Были тут такие принципиальные да нет их уже.
Оказалось, что были и среди стражников те, кому такой поворот событий пришелся не по душе. Они попытались устроить переворот, но проиграли, и тоже почти все легли. Уцелевшие прорвались через южный выход второго туннеля, и ушли. Что с ними было дальше, неизвестно.
Я спросил Профессора о численности. Получалось так, что в первом туннеле жило где-то две тысячи кацетников, включая детей, и восемьдесят-сто стражников. Во втором, около тысячи-тысячи двухсот «чистых». Получалось, что у Фраймана было по меньшей мере шесть сотен бойцов. Немалая сила, по нынешнему безлюдью.
За разговором, мы и не заметили как подошло время обеда. Сходили к бараку, получили свою порцию баланды. Есть нам особо не хотелось, мы прямо там, на контейнерах, съели по банке тушенки. Стало понятно, почему абы кого на сортировку не ставили. У выхода нас обыскал стражник, даже не побрезговал тщательно прощупать мою одежду, хоть и морщился от запаха. Ни у меня, ни у Профессора он ничего не нашел, но потом я увидел, как Профессор передает старосте две банки кильки в томате. И как пронес, ума не приложу. После обеда вернулись на рабочее место, и продолжили возню с коробками.
— Как вы собираетесь уходить, молодой человек? — он упорно называл меня «молодым человеком». Настоящего имени я ему не сказал.
— Попроси своего друга старосту отправить нас с обозом в порт. Там посмотрим…
Целую неделю мы ждали оказии. Все это время я наблюдал. Сопоставлял. Думал. Делал выводы. Однажды, выплескивая с эстакады очередную парашу я увидел, как у входа в туннель стоит группа людей. Мы погрузили пустые бочки на тележку, и покатили в том направлении. Проходя мимо стоящих, я бросил на них короткий взгляд, и на секунду остановился. Среди людей в дубленках стоял, кто бы вы думали? Гельман. Все такой же гладкий. Сопровождавший нас бригадир подтолкнул меня в спину и обматерил. Мы потащились дальше. Гельман мазнул по мне взглядом, и отвернулся. «Не узнал, сука, не узнал», билась у меня в висках мысль. Мы прошли, потом, вечером, я улучил момент, и спросил у Профессора:
— Кто это был, там, у входа?
— Большой человек, первый заместитель Вождя. Он тут всем заправляет. Самого Вождя уже давно здесь не видели, он из своей резиденции не показывается.
— Ясно, — кивнул я, и прищурился. Абстрактные уроды, устроившие себе заповедник чмуликов, обрели лицо. Гладкое, холеное рыльце Гельмана. До этого единственное, что меня волновало, было то, как сделать так, чтобы засевшие в туннеле не угрожали моей Семье. После того, что рассказал профессор, и особенно, когда я увидел Гельмана, что-то изменилось. Мне захотелось убить их всех, убить, просто потому, что я не хотел дышать с ними одним воздухом и ходить по одной земле. Захотелось посадить Гельмана на кол, и, поставив напротив стул, смотреть, как умирает эта сволочь.
Наконец, прошел слух, что работавшие на раскопках в порту набрали достаточное количество, и готовится обоз, вывозить трофеи. Профессор договорился со старостой, и мы, вместе с еще сотней кацетников стали готовиться к выходу. Я подпорол подкладку своей вонючей куртки, и вытащил оттуда красный шарф, которым повязал голову.
Вышли на пяти санях, в сопровождении двух десятков стражников. Стражники расселись по саням, это на обратном пути они бы шли вокруг обоза, а на пути туда, когда сани пустые, почему бы не покататься. Они не боялись, что кто-то сбежит. Никто от Фраймана не бегал, вокруг была снежная пустыня, бежать было некуда. У них даже наказание было — изгнание. Просто выставляли за ворота, и все. Иди, куда хочешь. Окоченевшие тела изгнанников потом находили сборщики снега, иногда их даже выставляли возле бараков для устрашения. Обоз медленно полз по заснеженной улице. Пыхтели, больше для вида, кацетники, волоча сани. Дома таращились на нас пустыми глазницами окон. Я все время осматривал окрестности, ожидая увидеть какой-то знак, но ничего не было. Вдали уже показалась единственная уцелевшая башня портового крана, и я уже было отчаялся, когда справа грянул выстрел, за ним другой. Голова стражника, сидящего на передних санях, мотнулась, из меховой шапки вырвало клок, красным шмякнуло по лицу другого, за спиной у переднего.
Я опрокинул Профессора в снег, и залег рядом. Стражники слетели с саней, присели, и стали водить стволами из стороны в сторону. Кацетники испуганно повалились в снег. Несколько секунд было тихо, потом раздался еще один выстрел, один из стражников завалился лицом вниз. Нервы у остальных не выдержали, они принялись поливать длинными очередями оконные проемы в домах вокруг. Секунд через пять патроны у них кончились, они принялись лихорадочно менять магазины. Боковым зрением я заметил движение слева между домами. Я повернул туда голову, и увидел, как высунувшись из-за угла, машет мне рукой человек в маске, и белом маскхалате.
— Вставай и беги туда, — я поднял голову Профессора из снега, так, чтобы он увидел куда бежать. — Давай, бегом, быстро.
Профессор несколько мгновений смотрел на меня пустыми глазами, потом лицо его приняло осмысленное выражение, он подорвался и порскнул туда с удивившей меня прытью. Я поспешил за ним, жестами показывая, что в Профессора стрелять не надо. Человек между домами поднял винтовку, и выстрелил, я уж было подумал, все, отбегался Профессор. Но в Профессора выстрел не попал, я обернулся, и увидел, как оседает на снег уже было развернувшийся в нашу сторону стражник. Мы залетели за угол, и я перевел дух. Человек в маске сверкнул зубами, и сказал:
— За тем домом транспорт. Дождитесь нас, — затем нажал на кнопку закрепленного на воротнике микрофона, и произнес: — Объект вышел. Объект у нас.
Я толкнул Профессора в спину и мы побежали за дом, бежать было недалеко, метров сто. Там стояло два квадроцикла. Движок у каждого был укутан в одеяло, у одного на багажнике стоял автомобильный аккумулятор, от него тянулись провода к одеялам. Молодец, Эли, придумал, как сохранить двигатель теплым даже на морозе. Я сразу узнал свой квадроцикл. На багажнике лежал мой «сорок седьмой». Я взял его в руки, снял с предохранителя и стал ждать. Профессор переводил дыхание. Долго ждать не пришлось, меньше чем через минуту из-за угла появился непринужденно шагающий человек в маске. Я узнал его. Один из бойцов Летуна, с русалочьим именем Ариэль. Спросил у меня:
— Коцюба, ты как, в норме?
— Да, — ответил я.
— Тогда езжай к себе. Я подберу Летуна и мы за вами, — он взлетел на квадроцикл, дал по газам и уехал.
