— Коцюба, — спросил меня Летун на прощание, — а куда Эли отвез маячок?
— Не было никакого маячка, — меланхолично ответил я, — а может, и был. Я не проверял.
— То есть, ты блефовал. Жестокий ты человек, Коцюба. А если бы он оказался ни при чем, а ты вот так? — Летун покачал головой.
— Так ведь не оказался же. И вообще, доверять, это вредная привычка. Особенно, незнакомым.
Я не стал объяснять Летуну, что тут опять сработала моя чуйка. Я с самого начала почувствовал, что Профессор что-то скрывает. Словами это не описать, проскальзывала какая-то фальшь. Так что, устраивая спектакль, я был уверен, что не промахнусь.
— Знаешь, Летун, миром дело не кончится. Нам, так или иначе, придется Фрайману солнечное затмение устраивать. У них там танки, бронетранспортеры, и бог знает, что еще припрятано. Надо искать оружие. Наверняка есть нетронутые склады. Вспомни, сколько этого добра было вокруг.
— Поищем, — кивнул Летун, — думаю, много всего валяется, и только и ждет, чтоб его подобрали.
— Знаешь, прозвучит это очень жестоко, но нам повезло, что выжил каждый двадцатый, — ответил я. — Если бы Песец был менее резким, хрен бы чего вот так просто валялось, ожидая, чтоб его подобрали. Рвали бы друг другу глотку за бутылку чистой воды или стакан крупы.
— Да, — кивнул Летун и пожал плечами, — об этом лучше не думать. Все вышло так, как вышло. Да и, потом, еще ничего не решено. По большому счету, все только начинается.
*Кацетниками называли себя заключенные в нацистских концлагерях.
Политика Летуна по сближению Семей понемногу приносила свои плоды. Выезжать на мародерки стало куда как проще, всегда можно было переночевать у своих, в тепле. Очень скоро мы побывали в гостях почти у всех, и многие побывали в гостях у нас. Кое с кем завязались плотные деловые отношения, построенные на взаимной выгоде, кое с кем, так и вообще дружба. Не со всеми, ясное дело. Хватало и откровенных уродов, но такие, все-таки, были в меньшинстве. Летун бывал у нас как минимум раз в неделю, мы общались, пили водку, строили планы. Одним из таких планов как раз и было проникновение в туннель. С кем он нашел общий язык, так это с Вайнштейном. Парадокс — офицер, элита в хорошем смысле этого слова, и бывший пьяница с рынка, сидели и спорили до хрипоты, обсуждая какие-то неведомые мне теории. Один кричит: «Карл был прав!», и, рисуя пальцем по столу, горячо что-то доказывает, другой отвечает: «не прав, норма прибыли не могла не измениться под влиянием технического прогресса…». Обсуждали теории и личность Усатого, приводили бесконечные цитаты. И так — часами. Если интерес Вайнштейна я еще как-то понимал, все-таки он, как и я, из эмигрантов, то что нашел восточный человек Летун в этих теориях, было решительно непонятно. Ну, да, чем бы дитя не тешилось, лишь бы клей не нюхало.
Мишка вытянулся и окреп. Он ездил с нами на мародерки, и не как обуза, а как полноправный член команды. Из-за маленького роста и узких плеч, он мог пролезть туда, куда не мог взрослый. А как он в окна залезал! Раз-два, как обезьянка, и там. Я научил его стрелять, и выдал ему укорот имперской винтовки.
— Не боишься ребенку давать оружие? — спросил меня Вайнштейн.
— Ну, не совсем же он дурак. Должен понимать, не маленький.
Мишка услышал мои слова и раздулся от гордости. Получив винтовку, он ее первое время всюду такал с собой, даже садясь за стол, клал на колени. Получив пару раз хорошую трепку за снятый предохранитель, и досланный патрон, он, как положено, тщательно проверял винтовку на улице, прежде чем внести ее в дом.
В третий раз увидев слева сгоревший дом, я чертыхнулся и остановился. Что за черт, все время вроде прямо шел, и вот опять вернулся к тому месту откуда начал. Точно, штучки индиго. И ведь шел точно по маршруту, что мне дал Летун, ни на миллиметр не отклонился, а, поди ж ты, хожу кругами и все. Как сказал Джек: «дорога приведет». Пока что по кругу ведет.
Я решил действовать по-другому. Встал, закрыл глаза и представил себе дорогу. Точно в сказке про Элли и Тото, она была выложена желтым кирпичом. Сначала образ не давался, ускользал, потом, понемногу, он заполнил мое сознание. Добавлялись детали. Я стоял в самом центре дороги. Желтая полоска вилась между зелеными холмами, и уходила куда-то вдаль. Сияло солнце, порхали бабочки. Картинка стала до того яркой и отчетливой, что мне расхотелось открывать глаза, и видеть все тот же осточертевший снег, эти пустые глазницы окон.
Я простоял так довольно долго, а открыв глаза, сделал уверенный шаг вперед. Теперь я знал, куда идти. И точно, стоило мне пройти полквартала, как я услышал детский голос, повторяющий:
— Проспорил, проспорил!
На сугробе приплясывал, улыбаясь, мальчик. Что-то с ним было не так, я сначала не понял, и только секунд через десять въехал: он был без верхней одежды. В двадцатиградусный мороз, на ветру, он стоял в одной рубашке и не мерз. Он сбежал ко мне с сугроба, схватил за руку, и затараторил:
— Я знал, я ему говорил, что тебя не удержать, а он не верил! — он схватил меня за руку, и повел за собой. Я последовал за ним. Он завел меня в дом, которого я, хоть убей, раньше не видел, хоть и проходил тут три раза. У входа стоял Джек, и улыбался.
— Ты первый, кто сумел пройти сюда сам, без проводника. Поздравляю, — он слегка поклонился. — Габи в тебя верил.
Джек хлопнул мальчика по плечу и жестом предложил мне зайти. Мы поднялись на второй этаж, меня удивило отсутствие железных дверей, ловушек, мин и прочих непременных атрибутов жилища. Спросил об этом у Джека. Тот улыбнулся:
— Никто сюда без нашего разрешения не попадет. Нужно быть в особом состоянии сознания, в состоянии ментальной тишины. Только тот, кто способен этого добиться, сможет увидеть этот дом. А войдет только тот, кого мы пригласили. Как тебя.
— А зачем тогда голову морочили? Проверяли? — спросил я, топая за Джеком по лестнице.
— Именно так, проверяли. Экзамен на ясность мышления.
Разговаривая с Джеком я все время ловил себя на мысли, что разговариваю с ним не как старший с младшим, а наоборот. С виду восемнадцатилетний паренек, но четкость формулировок и ясность мысли убивают наповал. Он провел меня по комнатам, показывал, что у них есть. Меня удивило обилие живых цветов в ящиках с землей разных размеров. Комнаты утопали в зелени. Там были не только цветы, я увидел и огурцы, и помидоры, из ящиков побольше торчали деревца, лимонные, апельсиновые.
— Откуда это все? — спросил я удивленно.
— Мы хорошо ладим с живым, — непонятно ответил Джек, — смотри.
