И вновь я кивнул, хоть и не понял, сказано это было о зачислении в курсанты или же имелось в виду убийство Казимира Мышека. В любом случае холодок по спине так и побежал.
— Некоторые очень талантливые юноши и девушки впустую растрачивают потенциал и ломают себе судьбы, но, если они вдруг берутся за ум, мне представляется крайне важным оказать им в этом благом устремлении всемерное содействие.
— Речь сейчас, надо понимать, о ком-то конкретном? — резонно предположил я.
— Пока ещё нет, — покачал головой Хлоб и отпил газводы. — Это лишь необходимая прелюдия.
— Я весь внимание.
Комиссар окинул меня цепким взглядом и покривил уголок рта.
— Ходить вокруг да около не вижу смысла. Догадался, поди, что речь о Косте Северянине?
Я только вздохнул и ничего отвечать не стал, дабы не выказать раздражения и разочарования, наверное — даже злости.
Только-только возможность прижать эту шайку-лейку появилась, и моментально покровитель нарисовался! Ну теперь-то ясно, почему Северянина до сих пор из института не вышибли!
— Слышал, у тебя с ним непростые отношения… — продолжил Хлоб и оставил фразу недосказанной, замолчал.
На сей раз отмалчиваться я не стал, вместо этого подтвердил:
— Не без этого.
Просто сумел обуздать эмоции и сообразил, что ситуация далеко не столь однозначна, каковой показалась мне на первый взгляд. Начать хотя бы с того, что сам Северянин к рассматриваемому дисциплинарным комитетом происшествию никакого касательства не имел. Подозреваю, именно по этой причине его приятели в неприятности и вляпались — сам-то он так глупо никогда не подставлялся. Опять же, реши Хлоб прикрыть своего протеже, уж точно бы ко мне обращаться не стал. У него и на военной кафедре связи имеются, и в ректорате. Да самое меньшее со Стройновичем бы на этот счёт переговорил!
Вот, кстати, не от него ли он о моём желании прищучить Северянина узнал?
— И снова возвращаемся ко второму шансу, — сказал комиссар, осушил стакан и достал портсигар, закурил. — Видишь ли, человек — существо социальное, а бытие определяет сознание. Круг общения и образ жизни окружения влияют на человека подчас до такой степени, что нивелируют все его попытки изменить судьбу. Именно поэтому среди карьерных преступников почти не бывает отошедших от дел. Даже если кто-то и пытается завязать, другие рецидивисты тянут его на дно.
— Честно говоря, не совсем понимаю, к чему этот разговор… — признался я и отпил газводы.
— Дело в том, что Костя решил взяться за ум. Допускаю, что его избрание в студсовет начиналось как банальная шутка, но общение с инициативными молодыми людьми определённо пошло ему на пользу. Он стал принимать активное участие в жизни самоуправления, даже девушку постоянную, как я слышал, завёл. Будет обидно, если все эти благие намерения пойдут прахом из-за его приятелей.
Меня так и подмывало в подробностях рассказать собеседнику обо всех нюансах знакомства Кости с его новой девушкой, но делать этого я не стал, разумеется — нет. Вместо этого изобразил вежливое внимание.
— Наибольшее влияние на него имеют некие Коновал и Комар, они же Заноза и Бугор, — произнёс комиссар, не спуская с меня пристального взгляда. — Не так давно они совершили достаточно серьёзное правонарушение…
— Недостаточно серьёзное для изоляции от общества, — отметил я, хоть на деле всё было далеко не так однозначно.
— Но это ведь, как посмотреть, не так ли? — усмехнулся Хлоб, последний раз затянулся и кинул окурок в урну. — Я сейчас не говорю о тюремном заключении, я говорю о втором шансе. Они тоже его достойны, но не смогут ничего изменить без помощи со стороны.
Я озадаченно наморщил лоб.
— Думаете, им помогут курсы при комендатуре?
— Слишком радикально. Имеет смысл начать со сборов в учебном центре корпуса. — Комиссар поднялся с лавочки и оправил китель. — Вернутся в сентябре новыми людьми.
Я тоже встал и покачал головой.
— Им ещё два месяца до конца семестра учиться.
— Чем-чем, а учебной литературой их обеспечат.
Возражать не имело никакого смысла, да и желание спорить у меня тоже отсутствовало.
Второй шанс? А почему бы и нет? Все от этого только выиграют. Даже сами Бугор и Заноза. Иначе они точно вскорости до потери благонадёжности допрыгаются.
— Только вернуть их нужно будет в августе, чтобы по сессии хвосты закрыть успели, — заметил я.
Хлоб возражать не стал.
— Четыре месяца? — хмыкнул он и кивнул. — Пойдёт!
При этом выжидающе посмотрел на меня, но я и не подумал выдвигать каких-то встречных условий, отнёс пустые стаканы в палатку с газводой и вновь присоединился к комиссару.
— Проведём решением дисциплинарного комитета на этой неделе, — пообещал я. — Только не знаю, сколько времени на согласование с ректоратом уйдёт. Апелляция, опять же, возможна…
Моё заявление о гипотетических сложностях оставило комиссара безучастным.
— Ну ты уж расстарайся, — небрежно бросил Хлоб и двинулся к служебному автомобилю. — Володя! — окликнул он водителя, с интересом поглядывавшего на студенток. — Я сейчас в ректорат, а ты пока пообедай. У тебя полчаса.
— Вас подвезти?
— Нет, пройдусь, — отказался комиссар и попросил уже меня: — Объясни бойцу, где тут у вас столовая.
Хлоб ушёл, а я после недолгого общения с его шофёром поднялся в кабинет Стройновича. Тот курил у открытого окна и первым делом уточнил:
— Это ведь комиссар Хлоб из комендатуры был?
— Ага, — подтвердил я. — Он самый.
Касатон вдавил окурок в пепельницу, после чего спросил:
— И чего он хотел?
Пока я поднимался по лестнице, успел обдумать линию поведения, ответил чистейшую правду:
— За Северянина просил. Он его в своё время в интернат пристроил, вот и присматривает по старой памяти.
— Так к Северянину же у нас претензий нет? — удивился Касатон.
— У тебя — нет, а я его покрутить собирался, — напомнил я и махнул рукой. — Ладно, чего уж теперь! Комиссар попросил проявить снисхождение к Бугру и Занозе и в качестве исключения отправить их на перевоспитание в учебный центр корпуса. Я считаю имеет смысл это предложение рассмотреть.
— Кого куда отправить⁈
— Вячеслава Комара и Панкрата Коновала, — поправился я. — Там ситуация спорная, можно даже благонадёжность под вопрос поставить, а так и накажем по всей строгости, и парни шанс на исправление получат.
— И военную специальность? — ухмыльнулся Касатон. — Чтобы в следующий раз сразу в армию их сплавить?
Я улыбнулся, не став признаваться, что так далеко не загадывал. А вот комиссар наверняка именно такое развитие событий в голове и держал.
— Когда твои контрабандисты подойти должны? — уточнил Стройнович. — Я бы тоже на них взглянул. Просто даже интересно, для чего им столько вина понадобилось.
— Десять бутылок — много разве? — хмыкнул я и повернулся к распахнувшейся двери, но вместо кого-то из проштрафившихся студентов в кабинет вошла русоволосая Ирина Лебеда — стройная и длинноногая, чего лёгкое платьице нисколько не скрывало.
Я даже поймал себя на мысли, что не отказался бы посмотреть на непристойный танец в её исполнении — тот самый, что стал причиной для дисциплинарного взыскания.
— Всем привет! — улыбнулась барышня. — Я свою повинность отрабатывать пришла!
— Решение комитета в силу ещё не вступило, — покачал головой Касатон. — Не сможем часы зачесть.
— Да и ладно! На общественных началах пока у вас побуду!
Стройнович заколебался, и я воспользовался моментом, протянул протоколы Лебеде — самому перепечатывать их мне категорически не хотелось. Касатон вздохнул и махнул рукой.
— Оставайся!
Ирина устроилась на его место и передвинула к себе печатную машинку, потом наморщила носик.
— Ну и почерк у тебя!
Я встал рядом и начал пояснять неразборчивые места, но взгляд то и дело сам собой нырял в декольте нашей новой машинистки. От Касатона это обстоятельство не укрылось, и он, втихомолку посмеиваясь, отправился по каким-то своим делам.
