только благодаря Лайме — та первой заметила несущегося в их направлении элитника. А тот, выскочив на дорогу напротив бутика, куда Шпилька с овчаркой едва успели заскочить, остановился, долго к чему-то принюхивался, а потом занялся «Газелью».
Курочил он её, уже, наверное, полчаса, и оставалось только гадать, что ж такого в ней так глубоко запрятано.
Бутик, несмотря на стеклянные витрины снаружи, внутри был со всех сторон окружён стенами. Убедившись, что сквозь обычную двойную дверь с бронестеклом элитнику никак не пролезть, Шпилька от скуки принялась ходить по залу, разглядывая сорванные с вешалок наряды и разбитые витрины с аксессуарами. Добралась до обуви и долго, с ностальгией смотрела на розовые туфли «Маноло бланик», слегка забрызганные кровью то ли продавщицы, то ли покупательницы. Примерила пару шляпок, посмеялась над тем, как нелепо все эти женские финтифлюшки смотрятся на фоне потрёпанного камуфляжа.
Отвлекло её от этого занятие громогласное урчание с улицы. Наставив двести третий на дверь, Шпилька прокралась ко входу, выглянула в заляпанное кровью и грязью стекло. Элитников теперь было двое. Один, уже знакомый, закрывал своей тушей разодранную «Газель». Другой, чуть побольше и поуродливей, угрожающе наступал на первого, подняв в подобие боевой стойки когтистые лапы.
— Пшли вон! Оба, мля! — не выдержала Шпилька.
Элитники, разумеется, никак не отреагировали на возмущение, сказанное себе под нос. Да Шпилька и сама отнюдь не горела желанием привлекать их внимание. Вот только сидеть в бутике и тратить время не хотелось категорически.
Если бы у бутика имелся запасной выход, Шпилька давно бы уже им воспользовалась. Но, увы, дверь в дальнем конце торгового зала вела к главному выходу из здания, пользоваться которым, по понятным причинам, смысла не было. Там же, в холле, располагались входы в другие магазины, а так же лифты с панорамными стеклянными стенами и хромированными поручнями, и крестообразно переплетённые эскалаторы.
Но заражённых там не было. А если бы были, Шпилька без раздумий применила бы на элитниках свой третий Дар, хоть и знала, что после этого на пару часов минимум окажется практически слепой и глухой, т. к. из-за огромной траты энергии и первый Дар прикажет долго жить.
Элитники расходиться не собирались. Рычали, урчали, временами отвешивали друг другу оплеухи и готовились всерьёз сцепиться за непонятное содержимое «Газели».
Посмотрев на это ещё минут пять, Шпилька всё-таки отправилась в холл. По эскалаторам поднялась на второй этаж, прошла мимо очередных бутиков — на сей раз витрины были разбиты. Отыскала ещё один эскалатор и поднялась выше.
Тут, судя по вывескам и множеству перевёрнутых и разломанных столов, раньше располагался фудкорт. Возле поддерживающих высокий потолок колонн то и дело попадались металлические мусорки, в углу сиротливо стояла тележка уборщицы, напичканая тряпками и моющими средствами. Рядом с ней валялось ведро и переломленная пополам швабра. А надо всей этой разрухой сквозил давно привычный запах гниения.
Задерживаться тут Шпильке не хотелось, но эскалаторов, чтоб подняться ещё выше, не было. Бесцельно бродя между столами, она старалась не смотреть на разбросанные вокруг вещи людей, которых тут застала перезагрузка. Сумки, рюкзаки, телефоны, ноутбуки, детские игрушки — всё это навевало грусть и в очередной раз напоминало о том, что мир, в котором она успешно обжилась, для сотен и тысяч менее везучих, чем она, людей стал братской могилой. Нет, часть, конечно, выжила, обратившись в заражённых. Но можно ли это считать лучшим исходом? Спорный вопрос даже с учётом того, что смерть остальных была откровенно кошмарной и мучительной.
Вдруг взгляд Шпильки упал на выступающее из-за очередной колонны колесо. Небольшое в диаметре, украшенное светодиодами. Не удержавшись, Шпилька пошла в ту сторону и, обойдя колонну по кругу, изумлённо замерла.
Опираясь на специальные ножки, за колонной стоял самокат. Электрический, судя по размеру и форме. И, что удивительно, целый. Рядом валялся распотрошённый спортивный рюкзак.
Подойдя ближе, Шпилька провела ладонью по прорезиненному рулю, нажала на тормоза. Сняла самокат с подножки, попробовала толкнуть — тяжёлый, зараза. Встала на платформу, оттолкнулась ногой и одновременно чуть повернула ручку.
Диоды на колёсах засветились, бросая отблески на покрытый немарким серым керамогранитом пол, а Шпилька едва успела нажать на тормоз, чтоб не влететь в обломки валявшихся на пути стола и четырёх стульев. Ещё раз с сомнением оглядела самокат.
— Лайма! Ну-ка, прыгай сюда!
Овчарка послушно наступила на платформу самоката, с некоторым трудом уселась. Шпилька втиснула ногу на оставшееся место, оттолкнулась и сделала пробный заезд. Вроде ничего!
Оставалось решить вопрос с элитниками.
— Жди тут и охраняй, — бросила она собаке и отправилась на первый этаж.
Элитников, решающих на кулачках, кому достанется многострадальная «Газель», больше не было. Но над асфальтом уже клубился туман, а кислый запашок, едва долетающий снаружи сквозь крутящуюся дверь главного холла, подсказывал, что это далеко не природное явление. Вернее, природное, но отнюдь не безобидное.
Шпилька на всех парах метнулась обратно к Лайме и самокату. Обхватила собаку за шею одной рукой, другой вцепилась в самокат — чёрт знает, на сколько хватит аккумулятора, но бросать так вовремя подвернувшееся средство передвижения она не собиралась.
— Лайма, сейчас будет перезагрузка. Врубай свой Дар.
Овчарка понятливо замотала хвостом.
Дальше оставалось только ждать, пока кислый туман доползёт до фудкорта. На всякий случай Шпилька отыскала чудом уцелевший стул, приставила его к колонне и уселась, по-прежнему сохраняя контакт с Лаймой и самокатом. И, не дожидаясь, пока туманом заволочёт всё вокруг, скопировала Дар овчарки.
В самый первый раз, когда они так взаимодействовали, Шпилька умудрилась отключиться и перезагрузку фактически проспала. Больше с ней отключек не случалось, но она всё равно предпочитала закрывать глаза, чтоб не смотреть на кисляк изнутри, не видеть сполохов молний и не замечать тот момент, когда разорённый кластер сменится обновлённым.
И всё равно момент, когда на смену привычной тишине обрушиваются звуки прежнего, сытого и безопасного мира, пугал её до смерти.
В этот раз звуки не просто обрушились. Они хлынули на Шпильку водопадом сотен одновременно переговаривающихся голосов, детским смехом, скрипом ножек стульев по полу и запахами давно забытого фастфуда.
Глубоко вдохнув, Шпилька открыла глаза.
Фудкорт почти не изменился, разве что исчезли бардак и разруха, да пара вывесок над витринами изменились. Справа от колонны, возле которой сидела Шпилька, снова стоял самокат, но немного другой, отличный от того, руль которого она так и сжимала в руке. Людей, удивлённых пропавшему электричеству, Шпилька воспринимала скорее как фон, но взгляд выхватывал то кипу разноцветных шариков над одним столом, то букет цветов на столешнице другого.
Смотреть на это было невозможно, да
