рядом людей в небогатой одежде. Рикши, в общем.
— Слушай! — обратился я к Торе. — А лошади в пустыне… Вообще как себя чувствуют?
Тора обеспокоенно посмотрела на меня и закусила губу:
— Хороший вопрос. Я как-то не задумывалась об этом.
— Надо будет задуматься. — пробормотал я, провожая взглядом очередного припаркованного верблюда, флегматично жующего свою верблюжью жвачку. — А то тут, я смотрю, негусто с ними. Неспроста это.
Мы двигались мимо бесчисленных увеселительных заведений самого разного толка — от кабаков до проститутошных, судя по почти голым, а, вернее, почти одетым, мадамам, танцующим прямо на улице возле дверей своих заведений. Прозрачные ткани, пытающиеся казаться элементами одежды, ни хрена не скрывали в силу своей околонулевой площади, уж скорее эту функцию выполняли килограммы украшений во всех возможных частях тела — на руках, на ногах, в пупке, в носу, в ушах, в волосах, в бровях, в сосках, — блестящие и переливающиеся в свете уже привычных круглых светильников, только на сей раз не холодного белого, а более теплого желтого, и к счастью, обычного, сопровождаемого тенями, света.
Мы двигались через этот шумный хаос достаточно долго для того, чтобы у меня начал дергаться глаз, но Тора даже не думала останавливаться — она все перла вперед, будто планировала пересечь весь город насквозь и выйти с другой его стороны. Ее мотивация была ясна — как и в первом городе Андрады, что я увидел и так до сих пор не поинтересовался его название, Тора искала гостиницу поменьше, подешевле и понеприметнее. При этом она умудрялась еще и о других важных вещах не забывать — так, в одном месте она совершенно неожиданно остановилась, и, без слов передав мне поводья своей лошади, ломанулась прямо поперек потока, оставив меня стоять посреди улицы. Вернувшись минут через десять, на мой немой вопрос она продемонстрировала горсть необычных монет — круглых, но с отверстиями разных форм в середине. Меняла деньги, стало быть.
Не меньше часа и не меньше двух моих обещаний самому себе поехать кукушкой прямо тут спустя поток людей наконец начал редеть. Если по пути сюда он постоянно пополнялся вливающимися с боковых улочек ручейками, то теперь наоборот — он стал туда утекать. Становилась тише музыка, тускнели запахи и уменьшалось количество украшений на танцовщицах, да и количество самих танцовщиц — тоже.
Примерно тут Тора наконец остановилась, рассматривая одну из деревянных вывесок, на которой изображался большой отпечаток раздвоенного копыта.
Гостиница «Верблюжье копыто» — было написано на вывеске.
Два раза было написано.
— Пойдем-ка посмотрим. — безапелляционно заявила Тора, передала мне поводья своей лошади и скрылась за простой, сколоченной из оструганных досок и перетянутой полосами металла, дверью.
Да, в аналогичной стране моего мира она бы так не поступила…
Я привязал лошадей и вошел следом за Торой в главный зал трактира.
Или как это правильно назвать в такой вот восточной стране? Чайхана?
Тонущий в таинственном полумраке зал разделял пополам ряд тонких колонн, в своих вершинах перетекающих в сводчатый потолок. В одной половине располагались невысокие расписные столики с разбросанными рядом прямо по дощатому полу вышитыми подушками вместе стульев. Занятых не было — судя по всему, сейчас в городе разгар «дня» и все, должно быть, на улицах. Вот к утру начнут собираться обратно.
В другой половине зала — занимая от силы треть оставшегося пространства, — невысокая стойка, за которой стояла молодая черноглазая девушка с золотым кольцом в крыле носа. Одета она была в хитро повязанный кусок ярко-красной ткани, расшитой золотыми птицами, а черные, как деготь, волосы были собраны в толстую косу, перекинутую через плечо. За спиной у нее была дверь, ведущая куда-то во внутренние помещения — наверняка на кухню, занимающая все оставшееся не изученным пространство.
Тора уже разговаривала с девушкой и они, судя по улыбкам, явно находили общий язык. Когда я подошел, Тора уже расплачивалась дырявыми монетками, получая взамен ключ с деревянной биркой на кольце из толстой проволоки.
— Снова одна комната? — усмехнулся я. — И одна кровать?
Тора обернулась и застыла, глядя мне в глаза:
— Ванари, а я и не подумала. Как-то само собой… По привычке… Сейчас поменяю!
Она обернулась, набирая в грудь воздуха, но за стойкой уже никого не было — девушка ушла на кухню наверняка распоряжаться насчет нашей же еды.
— Ну ничего. — поспешил я успокоить Тору. — Так даже привычнее будет. И дешевле.
— Ну раз ты не против. — покосилась на меня Тора. — Пойдем за вещами, скоро будем ужинать…
— Или, вернее, очень рано завтракать. — вздохнул я, разворачиваясь к двери.
Оказывается, Тора и насчет лошадей договорилась тоже — здесь был даже специально обученный уходу за ними человек. Нам оставалось только забрать с них седельные сумки с вещами и сдать животных на руки смотрителю.
Что с ними будем делать дальше, пока еще не придумали.
Когда мы вернулись в трактир, улыбчивая девушка снова была за стойкой, а на одном из столов нас уже ждала еда — небольшой чугунный казан, накрытый тяжелой крышкой, керамический чайник с двумя перевернутыми высокими чашками на железном подносе, две глубоких пустых тарелки, еще две — с какой-то прозрачной жидкостью, и две каких-то то ли плюшки, то ли маленьких лаваша.
И никаких приборов.
Я вздохнул:
— Так… А руки-то хоть помыть где?
— Прямо тут. — ответила Тора, плюхая свою стройную задницу на одну из подушек и пододвигая к себе мисочку с жидкостью. — Вот.
— А мыло? — не сдавался я, садясь рядом.
— Считай, что оно уже там. — усмехнулась Тора. — Это специальная… Жидкость. Называется «даба». Смывает любую грязь и убивает любые болезни.
— Спирт, что ли? — хохотнул я, и понюхал жидкость, ожидая, что мне сейчас деранет носоглотку.
Но спиртом не пахло.
— Нет же, по сути это вода. — объяснила Тора. — Просто немного магическая.
— Энчин?
— Не совсем. — терпеливо объясняла Тора. — Энчины делают людьми, а эта вода течет сама собой.
Я вытаращил глаза:
— Откуда⁈
— Да много откуда. — Тора взяла чайничек и налила в одну из чашек темного, почти черного, исходящего паром, чая, подвинула ко мне. — В Шалихаде много таких родников. Есть мнение, что они все текут из одного места, но растекаются так далеко, что захватывают собой почти всю страну.
— Нормально! — удивился я, беря чашку в руки.
