— Ну что вы, я вовсе не думаю…
— Бросьте, — сказала Элвиг с тонкой усмешкой. — Как опытный дипломат, вы наверняка допускаете любые варианты. Но мы здесь ни при чем, клянусь мирными небесами… Чем скорее вы это поймете, тем легче нам будет сотрудничать. Ну что же, в седла, господа? Ах, простите, минуту…
Глядя поручику в глаза с загадочной усмешкой, она подняла руку к лацкану своего богатого камзола — на запястье у нее висела плетка с чеканной рукоятью великолепной работы, — двумя пальцами взялась за золотую брошь в виде золотого цветка совершенно неизвестной поручику разновидности, легонько потянула, и брошь сразу отделилась от черной материи. Оказалось, она пришпилена на длинной игле. Тем же непринужденным движением Элвиг приколола цветок к отвороту камзола Савельева, глядя в глаза, улыбнулась лукаво, непонятно и развернулась на каблуках, воскликнув:
— На коней, господа!
Судя по озабоченному лицу полковника, он знал, что сие означает, — хотя поручик, естественно, так ничего и не понял. Они без промедления направились следом. Элвиг, уже сидевшая в богато изукрашенном седле, преувеличенно заботливо спросила:
— Надеюсь, среди вас нет неумелых ездоков? Отлично. Тогда вперед!
Развернула коня и с ходу послала его в галоп. Остальные поневоле помчались тем же аллюром. Светло-коричневая дорожка упиралась в широкий мощеный тракт — и Элвиг, не умеряя аллюра, понеслась по нему к видневшейся на горизонте городской окраине. Только въехав на улицу, девушка перешла с галопа на размашистую рысь.
Поручик давно озирался, впитывая новые впечатления, как губка воду. Роскошные дворцы с высокими куполами, башнями и шпилями перемежались с парками, кварталами каменных домов гораздо проще видом, принадлежавших явно не благородному сословию. Очень быстро он отметил, что город этот, кажется, не особенно и большой, действительно, наподобие Гатчины. Никак нельзя сказать, что на широких улицах наблюдается многолюдство — не то что в Петербурге, а, пожалуй, и в Шантарске гораздо оживленнее в это время дня, примерно пять-шесть часов пополудни (часов в его экипировке не оказалось, и время приходилось определять на глазок, по солнцу). Немногочисленные всадники, редкие прохожие на мощеных тротуарах, поднятых над мостовой примерно на высоту ладони. Шестеро носильщиков с покрытыми головами несут богато изукрашенный портшез с кружевными задернутыми занавесками. Красочные вывески лавок и трактиров (судя по надписям). Навстречу проехала двигавшаяся без лошадей повозка: прямоугольная платформа с высокими бортами нагружена какими-то аккуратными тюками, впереди на облучке сидит человек в высокой синей шапке наподобие колпака и держится за длинные рычаги, причем не слышно шума какого бы то ни было механизма, только негромкий стук по мостовой высоких колес, обитых толстыми черными подушкообразными ободами, заметно глушившими звук. Кони не обращали на эту диковину ни малейшего внимания, из чего легко сделать вывод, что они подобное видят давно и ежедневно. Еще одна такая же повозка, только ненагруженная, а там и еще одна, и еще…
Элвиг гнала коня с восхитительным пренебрежением ко всему окружающему. Всадников с непокрытыми головами, явно принадлежавших к одному с ней сословию она ничем ни разу не обидела, зато всех прочих… Когда казалось, что так удобнее и быстрее, девушка бесцеремонно посылала скакуна на тротуар, головы не повернув при виде прохожих, прыскавших во все стороны, как зайцы. У поручика осталось впечатление, что они — с покрытыми головами все, как один — отскакивают и прижимаются к стенам как-то очень уж привычно. Ни разу вслед не прозвучало не то что проклятия, но хотя бы недовольного возгласа. Ему поневоле пришли на ум схожие эпизоды из романов о мушкетерах. Да, похоже, вольности дворянской здесь хоть отбавляй, в Петербурге да и в любом большом городе — уже давно заливались бы повсюду полицейские свистки…
Но ничего не поделаешь, приходилось скакать вслед нахальной красавице тем же аллюром, чтобы не отстать и не заблудиться.
Очередной безлошадный экипаж остановился с протяжным скрипом, когда всадница вскачь пересекла мостовую поперек прямо у него перед облучком (мелькнуло даже незлое — горестное лицо возницы, надо полагать, привычного к таким фортелям благородных). Прямо-таки влипли в стену двое пожилых прохожих, с визгом шарахнулась дебелая матрона в темно-синем платье до пола (ага, есть тут все же женские платья) и круглом, отороченном кружевами чепце, с заполошным воплем выскочила из-под копыт собака…
Элвиг натянула поводья. Они оказались на широкой аллее, обсаженной высоченными деревьями с густыми кронами странной формы, опять-таки поручику совершенно незнакомыми. Тишина и полное безлюдье. Впереди виднеется высокая стена из серого камня с низкими раздвоенными зубцами, аллея упирается в полукруглые высокие ворота — ажурные, черные, явно не деревянные, а из какого-то металла отлитые, быть может и чугунные.
— Императорский дворец, господа, — сказала Элвиг, когда остальные с ней поравнялись. — Будем вести себя чинно, как этикет предписывает… Добро пожаловать. Вы в настоящий момент — гости его величества, так что приняты будете радушно…
Она шагом подъехала к воротам — и моментально выскочившие с двух сторон привратники в темно-зеленой, расшитой серебром одежде и затейливых колпаках распахнули створки. Должно быть, девушку прекрасно знали в лицо и признавали за ней право заявиться в резиденцию его величества в компании небольшого отряда незнакомцев…
Кавалькада проехала по аллеям, обсаженным теми же неизвестными величественными деревьями. Безукоризненно подстриженные зеленые лужайки, разноцветные клумбы, изящные павильончики над крохотными озерцами, выгнутые мостики над медленными прозрачными ручьями, фонтаны и статуи…
Потом открылся дворец. Он был пространен, огромен и не имел точной геометрической формы, поскольку состоял из множества зданий самой разной высоты и разных очертаний. Золотые купола, изящные башни, галереи, высокие стрельчатые окна, позеленевшие статуи и золоченые лепные узоры, широкие лестницы, уступами сбегавшие с зеленого холма, на котором раскинулся дворец… Великолепие это поневоле поражало. Поручику, отроду не бывавшему не только в императорских резиденциях, но и просто в богатых столичных особняках, все это казалось чуточку нереальным.
Он подозревал, что не особенно и примечательных гостей вроде них вряд ли будут принимать с парадного входа. Так оно и оказалось: Элвиг уверенно ехала к левому крылу, не столь щедро украшенному куполами, башнями и балюстрадами, но все же и никак не походившему на пристанище лакеев с кухонными мужиками. Все происходило деловито: выскочили несколько лакеев в том же темно-зеленом с серебром, привычно засуетились вокруг коней и приезжих, забегая вперед, повели внутрь, в высокий коридор, временами выделывая какие-то странные па, вполне возможно, требуемые здешним этикетом.
