За всеми этими заботами я как-то упустил момент, когда наши отношения с Викен изменились. Совсем чуть-чуть.
Наверно в какие-то моменты я по привычке проявил чрезмерную властность, не прислушался. А надо было — синто не из тех, кто с радостью сядет на шею и расслабится, позволив нести себя куда угодно. Она из тех, кто хочет идти рядом на своих ногах, почти не опираясь на спутника. Умом, отстраненно, я это понимал, но привычку повелевать, так просто не отбросишь.
Случилось то, что должно было случиться.
Совершенно этого не ожидая, в ответ на какую-то пустяковую просьбу или предложение я услышал «Хорошо, мой Сан» — и не сдержался.
Ни один человек в моей жизни до нее, и близко не мог так быстро и… качественно выводить меня из себя.
Схватив ее за локоть и притянув к себе, я спросил еле сдерживаясь
— За что? За что вдруг мне эта словесная пощечина, скажи?
Молчит. Смотрит в пол. Меня прорвало.
— Я мотался к тебе в больницу, бросая все! Наплевав на подозрения и сплетни! Я провожу с тобой каждую свободную минуту! Забросив семью, детей! Что тебе еще надо? Какие еще доказательства моих чувств? А?
— Точно также можно мотаться к больной любимой собачке, — зло ответила она.
— Держи своих тараканов в своей голове! И не выплескивай! — уже не сдерживаясь орал я, — То что ты сейчас собой недовольна, не любишь себя такой… с пластырем, совсем не означает что я тебя не люблю!
— А что есть твоя любовь? — она тоже перешла на крик, — Опекать и все решать за меня? Врать? Якобы во спасение?
— Когда я тебе врал!? Или ты считаешь, что я не должен врать другим? И я не прав, уверяя коллег в том, что все несерьезно и это лишь прихоть и каприз? Я должен открыто признаться, что схожу от тебя с ума и поставить крест на всем!? На работе? На себе? Да?
— Нет. Ты не должен врать себе, — тихо и устало отозвалась она.
Этот тон был как прыжок в ледяную воду…
— Вот уже два месяца у тебя нет ни времени, ни желания рассказать мне о заборе генматериала и твоих планах относительно него…
— Кто рассказал? — вырвалось у меня.
— Это всё, что тебя волнует? — горько выплюнула она.
Я молчал…
— Твои поступки, то, что ты делаешь, Александр, и чего ты не делаешь — как раз говорят о том, что я для тебя лишь пэт. Ты не принимаешь в расчет мои чувства и желания. Ты всё делаешь для себя.
Сознание отбросило справедливый упрек и ухватилось за последнюю фразу.
— Для себя…? А что же в таком случае мне сделать для тебя? Скажи? Огласи весь список! Все условия, при которых ты не бу…
Тяжелая, сбивающая с ног пощечина…
Мгновения на осмысление того, что она посмела меня ударить, хватило, чтобы девчонки и след простыл. Я ошарашенный упал в кресло. Что произошло?
Что я наделал?
Вопрос с противным привкусом крови из рассеченной щеки.
Благо, дела позволяли взять трехдневный выходной, и я скрылся от лишних глаз в своей горной резиденции. Увлечение сноубордом осталось с детских лет и все так же несло радость и уверенность в собственных силах — это мой метод «борьбы с жизнью».
Спуски успокоили меня, я перестал разрываться от злости то на себя, то на Викен и смог спокойно обдумать сложившуюся ситуацию.
Я заработал себе врага. На пустом месте. Слова брошенные в запале скандала… Нельзя было подвергать сомнению ее чувства и ее лояльность ко мне. Она простила многое, даже воровство генматериала, но это — нет. Ведь она никогда не давала повода усомниться в себе, всегда и во всем была на моей стороне, отстаивала мои интересы. Я бы на ее месте, тоже не простил, особенно после уверений в любви.
И отослать на Синто я сейчас ее не могу — мало того, что это вызовет дипломатические трения, так ей ведь еще лечиться-восстанавливаться несколько месяцев. Отослать ее куда-нибудь подальше в тихое место, где от нее не будет ни вреда, ни пользы? Только как крайний вариант. Я хотел ее видеть, хотел, чтобы она была рядом, и злился на себя за то, что не могу выбросить ее из головы, что не хозяин себе, как какой-нибудь мальчишка-подросток в период первой влюбленности.
На второй день моего мини-отпуска позвонила Елена, как всегда в хорошем расположении духа с улыбкой на устах. Вот уж кто никогда не злил меня.
— Здравствуй, Мышка, — у нее были маленький носик и ротик в сочетании с огромными глазами, в целом это создавало странное очарование неправильности.
— Здравствуй, Кот…
Мы поговорили о семейных делах, о детях, и я, плюнув на все свои метания и размышления, решил провести следующий день с женой и детьми.
— А, и еще, спрашиваю на всякий случай… Я попросила твою изящную помощницу, — так Елена называла Викен, — помочь мне с организацией приема в честь твоего дня рождения. Она согласилась, но… ее непроницаемость сбивает меня с толку. Может, не надо было?
— Ну почему же, пусть помогает. Только, думаю, она не захочет быть на самом приеме и настаивать на этом не надо.
— Ну конечно, кто ж захочет красоваться с пластырем на лице. Хотя она преотлично вышла из положения — паранджа придает ей еще больше таинственности и шарма… Может ввести ее в моду? Или хотя бы вуаль?
Я рассмеялся
— Ага, она в парандже, ты в вуали… Что обо мне люди говорить будут?
— Что ты нас ревнуешь и бьешь, — со смехом ответила она.
Ревнуешь… Елену я не ревновал никогда. Восприняв как данность ее холодный темперамент, я смирился с ним и нашел способ «поддерживать здоровье» не привлекая внимание к своим любовницам. Когда же четыре года назад Крутецкий немного смущаясь, доложил, что у моей жены бурный роман, я удивился, но не более. «Соперника» проверили со всех сторон, я поговорил с растерянной женой, выяснил, что глупостей она делать не собирается, у них просто одна физиология — и успокоился окончательно. Год этот молодой человек проработал ее личным пилотом, потом его место занял другой. Сейчас у нее новый садовник, и Елена, умничка, прежде чем упасть с ним… в кусты, организовала проверку «кандидата». Хорошая у меня жена, красивая и умная. Но третьего ребенка у нас уже не будет — четыре года назад наши отношения окончательно перешли в дружбу и сотрудничество.
— Дорогой, — она вдруг стала непривычно серьезна, — Ты знаешь, я уже не претендую на твое внимание, но дети… Ох не зря я дергалась от того, что ты не спал весь этот год со своей Саламандрой… Ты ведь не наделаешь глупостей? Ради нас, ради детей…
И она замерла, напряженно вглядываясь в меня — мы никогда не обсуждали и не вмешивались в личную жизнь друг друга, и никогда она не смела не то, что критиковать, а подвергать сомнению мои поступки. И вдруг решилась… Моя жена слишком хорошо меня знала, и самая ожидаемая реакция на такие ее слова — «холодный душ». Но мелкая синто отчасти отучила меня так реагировать
