Я завел игрушку, – это оказался гоночный автомобиль, – и, направив его носом в самый угол, отпустил. Машинка зажужжала и быстро ринулась вперед. Через несколько секунд она уткнулась носом в стену и заглохла. Ничего не произошло. Я хотел подойти к ней, чтобы взять в руки и повторить эксперимент, но что-то заставило меня остановиться. В памяти всплыли минуты, когда я лежал с закрытыми глазами на куче песка и думал об одиночестве и свободе. Может, только мыслящие и чувствующие существа способны перемещаться в этих полях? Я хотел сходить за другой игрушкой, но внезапно машинка исчезла.
Все произошло абсолютно беззвучно. Несколько секунд я чувствовал себя одураченным, как зритель в цирке, которому показали простой, но вместе с тем невозможный с точки зрения логики фокус.
Машинки не было.
Я подошел к «тойоте» и, установив на крыше хроновизор, включил его.
Глупая затея, подумал я сразу. Хоть в одном из шести миллиардов кадров шкалы и существует игрушка, которую я только что держал в руках, отыскать ее невероятно трудно. Автоматически хроновизор может найти кадры, в которых происходит самое активное движение, но машинка, доехав до угла, остановилась, превратившись в мертвую природу.
Я тут же сообразил что надо делать. Выудив из коробки с игрушками клоуна-барабанщика, я завел его и направил в угол. Клоун, выбивая дроби, прошагал по дуге, затем развернулся к стене и, доковыляв до нее, в конце концов, уперся улыбающейся физиономией в штукатурку.
Тогда я поступил иначе. На этот раз я отыскал другого барабанщика – зайца, который не был приспособлен к ходьбе. Я усадил его на танк, завел обе игрушки и, направив их в магический угол, бросился к хроновизору.
Как только игрушки исчезли, я запустил автоматическое сканирование «без картинки» и стал ждать. Но стоило мне сопоставить стандартное время сканирования и потенциальные возможности зайчика, уверенность в положительных результатах эксперимента исчезла. Тем не менее, идея была найдена, и для ее реализации мне необходимы были не механические заводные зайчики, а зайчики на батарейках, которые смогут барабанить в течение целого дня.
Прошло несколько минут, и программа сообщила об окончании сканирование. Я нажал на кнопку «результаты» и тут же увидел машинку, танк и зайчика, который был неподвижен. Все-таки получилось!
Я записал данные о кадре в память. Момент располагался почти посредине между нами и Москвой реальной, чуть ближе к нам. Теперь мне надо было узнать, чем интересен этот временной пласт.
Я поставил хроновизор поверх аккумулятора и установил его внутри кабины – так, чтобы можно было ездить по улицам и одновременно осматривать Москву.
Объехав десятка два улиц, я не встретил ни души. Это был пустынный, безжизненный пласт. Если и были в нем люди, то единицы, как и в нашем, и отыскать их было слишком трудно.
Я понял, что теперь всякая неудача будет напоминать мне картину разрушенных домов, покрытых тысячами зеленых чудовищ.
Чтобы не тратить понапрасну время, я решил найти новые ворота.
Подобрав подходящее место, я повторил эксперимент, без особых трудностей определил момент времени, в который попал очередной зайчик, и снова стал патрулировать по улицам. И опять безрезультатно.
До часу дня мне удалось найти два пласта, в каждом из которых можно было без труда встретить по несколько человек в течение получаса. Все эти горожане были заняты хождением по магазинам и мародерством.
Оба пласта располагались в непосредственной близости от реального времени, то есть в «зоне основного заселения». У меня были ворота, через которые я мог бы проникнуть туда. Допустим, мы с Мирой и Романом переселились бы в один из этих уровней. Что бы нам это дало? Несколько сот человек, бродящих по городу, разумеется могли бы помочь мне в проведении экспериментов и поисках той Москвы, которая жила в реальном времени. Для этого сначала понадобилось бы много раз проникать в пустынные пласты и добывать там хроновизоры, а потом, соблюдая меры безопасности, делать то же, чем сейчас я занимался сам. Это повысило бы шансы отыскать ворота в пласт реального времени, если таковые существуют. Но этой коллективной работе предшествовала бы организация. Сколько сил пришлось бы мне приложить, чтобы завоевать лидерство в группе, состоящей хотя бы из десятка человек!
Не спеша проезжая по улице, я смотрел на этих людей и иногда видел их глаза. В них поблескивали хищные инстинкты и одновременно непонимание, как разделить все добро, оставшееся от исчезнувшего человечества. Было странно видеть бывших жителей центра Москвы, которые в большинстве своем относились к сословию, имевшему достаток выше среднего, рыскающими с нездоровым азартом по дорогим магазинам. Но людям, живущим в тех мирах, теперь принадлежала целая планета. Каждый из робинзонов мог взять себе по государству и управлять им. Продовольствия, оборудования и одежды при правильном подходе вполне хватило бы на самую богатую за всю историю жизнь. Оставшиеся годы можно было посвятить обнаружению все новых и новых собственных сокровищ. Вот только с годами мир начинал бы меняться, стены домов обветшали, сквозь трещины асфальта на улицах проросли бы трава и кустарники, запыленные магазины превратились в гниющие свалки, оборудование пришло в негодность.
Впрочем, кто знает, что может произойти с миром в ближайшие годы. Если инопланетные монстры многократно размножатся, – а ведь, не имея никаких врагов в причинном прошлом, где они сейчас обитают, они могут сделать это особого труда, – то очень скоро они распространятся на неоккупированные территории и, в конце концов, захватят всю землю.
Но не всякий человек способен четко представить себе свое будущее. Многие слепнут, видя перед глазами кратковременную иллюзию, и готовы вступить в бой для того, чтобы защитить свое право на полновластное обладание ею. Ведь даже в самых крошечных сообществах могут возникать конфликты практически на пустом месте. Стоит отступить условностям, сберегающим порядок в обществе, на полшага назад, как человек превращается в варвара, способного разрушить целую историю.
Именно такого рода инстинкты я наблюдал в глазах обитателей двух слабозаселенных временных пластов Москвы.
Я отключил хроновизор и поехал в институт. Завтра придется оставить Романа одного и попробовать поработать в паре с Мирой. Как-никак это сразу же увеличит наши шансы вдвое.
То, что в наших отношениях наметились положительные сдвиги, меня радовало куда больше, чем я позволял себе показать. Во время утреннего разговора с Мирой я постарался задвинуть поглубже свои настоящие чувства по отношению к ней, к ее волнующей, недосягаемой красоте. Где-то в глубине души я сходил с ума, даже в те минуты, когда полностью забывался, погруженный в свои исследования. Я постоянно испытывал этот привкус потенциальной возможности прикоснуться к любимому существу, смешанный с горечью необъяснимой и трагической отверженности.
