- Ну… - почесываю затылок, - в детстве играл. И довольно неплохо. В школе.
Она смеется. Очень мило, но не очень громко. Сдержанно. Как истинная леди.
- Меня зовут Эльрикель. А тебя?
- Кирилл. Очень приятно.
Протягивает мне снова руку, чтобы поздороваться. Протягивает, как леди.
И я тут же делаю то, что сделал бы какой-нибудь джентльмен в старинны фильмах – целую эту руку сразу же после того, как беру ее своими обеими руками. Она не убирает ее. Ждет, пока я сам отпущу. А отпускать ох как не хочется.
- Аккуратнее, господин, - говорит она, - мой муж, конечно, не ревнив, но всё же я дама замужняя.
- Ой, простите! – отпускаю руку сразу же.
- Ты, наверное, уже знаком с моим супругом? Его имя Карлейн.
- Карлейн?! – мне что-то даже как-то поплохело.
- Ты побледнел, господин. Прошу, присядь.
Я тут же сажусь напротив нее и почему-то оцениваю позицию черных фигур, будто собираюсь продолжать играть эту партию.
- Не волнуйся, прошу. Моему мужу… абсолютно наплевать на меня. Он и женился-то на мне только потому, что ему приказали.
- Приказали? Кто? – не верю своим ушам.
- Граф конечно же, - она продолжала улыбаться. А еще она очень гордо сидела. С чертовски ровной спиной. Вот прямо-таки истинная леди! – кто еще может указывать Карлейну, как ему поступать?
- Ну да… только графу…
- Так что? – спрашивает. – Сыграем?
Взглядом она показывает на шахматное поле.
- Я обожаю шахматы. Очень люблю эту игру. Правда, когда я играю с кем-то, то должна поддаться. Должна подстроиться под того, с кем играю, и играть примерно на том же уровне. Составить достойную конкуренцию, но обязательно проиграть. Но не так, чтобы это было заметно, а так, чтобы мой противник облегченно вздохнул после игры. И обрадовался, что смог-таки одержать победу.
- Что? Вы серьезно?
- Конечно.
- Зачем тогда… играть? Если специально поддаваться.
- Потому что я люблю эту игру. И потому, что в нее любят играть мужчины. Это модно. Играть в шахматы. Короли, его советники… император… визирь, - на слове «визирь» она как-то странно взгрустнула, - все мужчины, удел которых не ограничивается тем, чтобы махать мечом, любят шахматы. И я должна стать для них достойным соперником.
- Но поддаваться зачем?
- Потому что иначе… я выиграю.
- А разве не в этом смысл игры?
- Тогда со мной не будут играть. А играя… не получат удовольствие. А смысл моего существования – приносить удовольствие.
Она говорила совершенно серьезно.
- Но с тобой я могу сыграть в полную силу.
- Почему это?
- Потому что ты получишь удовольствие от игры, даже когда проиграешь. Ведь… будешь играть… со мной.
Она лукаво улыбается. Я тоже растекаюсь в улыбке.
- Ого как! – комментирую. – Вот это неожиданно!
- Почему же? Ведь ты уже покорен.
- Чем?
- Моей красотой, - так просто и легко. Говорит в лоб то, что не сказала бы ни одна девушка. – Я была создана для таких, как вы. И потому чувствую все твои эмоции. Вижу твои мысли. Я должна их видеть. Чтобы приносить тебе удовольствие.
- Таких, как я?
Она подумала секунду.
- Таких, как вы? Я имела в виду чужеземцев. Всех, кто прибыл в этот мир издалека. Ты, Маркус, Карлейн.
- Карлейн?! Карлейн тоже... тоже из другого мира?
- Конечно. Это разве… не очевидно?
- Нет! Совсем нет! Я не знал! Офигеть…
- Так… сыграем? – ее пальчик указывает на шахматное поле.
Я принимаюсь расставлять фигуры по своим местам. Играл я и правда неплохо. И мне даже казалось, что смогу ее победить.
- Предпочитаешь белыми? Или черными? – улыбается. – Шучу. Я знаю, что тебе все равно.
- Ты со всеми так себя ведешь?
- Вот так в открытую?
Киваю.
- Нет.
- А почему же со мной ты…
- Потому что ты можешь помочь мне.
Ее взгляд медленно скользит вниз, перепрыгивает на мою руку, спускается к кисти и останавливается на моем запястье, прямо на браслете, подаренном Аквой.
- Ты можешь помочь мне, - повторяет она. – Иначе никак.
Она поднимает свой взгляд.
- Я – безвольное существо, - говорит уже без улыбки. – Гомункул.
- Я знаю, что такое гомункул, - киваю.
- Не сомневаюсь. И я так создана, что должна исполнять приказы того, кому принадлежу. Это обязательно игрок.
- Игрок?
- Игрок может продать меня, проиграть или подарить. Еще он может утратить на меня права после своей смерти. Так было с моим прежним владельцем. Тем, кто был до Маркуса. Сейчас я принадлежу ему, и по его же приказу являюсь женой Карлейна. Эдриан поступил также, когда сделал меня женой императора. Они оба… они… одинаковы. Маркус был иным… но сейчас… ничем от него не отличается.
Пока она говорила, одновременно с этим расставляла свои фигуры, а теперь двинула вперед ферзевую пешку. Сказать по правде, от ферзя я никогда не играл. Все мои противники всегда ходили от короля. И потому я задумался, но затем отзеркалил ее ход – тоже двинул пешку на две клетки вперед.
- Они будто встретились, да? – спрашивает Эльрикель, глядя на две пешки, встретившиеся в центре доски. – Они принадлежат двум разным мирам. Они враги. Должны сражаться друг с другом. Они невероятно близки, но… вот ирония – именно они никогда не убьют друг друга. Их убьет кто-нибудь другой, но не они. Они же… словно пара возлюбленных, которые просто стоят друг напротив друга… и смотрят. Они пойдут в бой. Но не друг с другом. Они будут убивать. И, вероятно, умрут. Но не от руки друг друга. Просто запомни это. Запомни этих двоих, Кирилл. И попомни мое слово.
Теперь она ходит второй пешкой. И подставляет ее под сруб.
- Это называется ферзевый гамбит. На твоем языке. На языке Маркуса же – гамбит королевы. Второй вариант мне нравится больше.
Я поднимаю на нее взгляд. Она тоже смотрит на меня в ответ.
- Ты хочешь, чтобы я отдал тебе браслет?
Она отрицательно качает головой.
- Мне не нужны три желания, - говорит она. – Всего одно. И ты мог бы сам загадать его.
- И… что я должен загадать? – после небольшой паузы спрашиваю я.
Глава 17. План "Б"
У Бруно сегодня был выходной. Единственный в неделю. Тот самый день, когда с раннего утра не нужно бежать в кузницу, а можно налить себе кружку крепкого чая и выйти на балкон своего двухэтажного дома.
Он старался быть максимально тихим, так как его девчонки всё еще спали – и дочурки, и Эбби, животик которой уже округлился настолько, что невооруженным глазом было видно – роды не за горами. Кара сказала, что на этот раз родится мальчик.
С тех пор, как он узнал это, сон стал не таким крепким, каким был последние годы.
Мальчик…
Что ему будет рассказывать мать? И все окружающие? Как его отец зассал?
Прямо сейчас он видел, как по улице прямо перед ним марширует очередной отряд совсем еще юных солдат, готовящихся на войну с огненным Богом. Практически все взрослые мужи без исключения – от шестнадцатилетних юнцов до достопочтенных старцев добровольно записывались в ополчение, готовясь защищать стены Айронхолла. Ряды учеников Бруно заметно поредели, так как многие ушли готовиться к войне.
Их всех друзей, с которыми Бруно зависал в трактирах по пятницам, не осталось ни одного отказника – все пошли в добровольцы. А он… он зассал.
И хотя Эбби была единственной, кто поддерживает его в этом решении, теперь ее мнения стало явно не хватать. Да и… ему казалось, что и Эбби считает, что он зассал. А может, попросту боится, что его рука потеряла былую твердость. Боится, что с этой войны он не вернется.
Он оставил кружку с чаем на прикроватной тумбочке и спустился на первый этаж, а затем покинул дом. Эбби и девчонки все еще спали. Из кружки он не сделал ни единого глотка.
***
Утром вместе с Маркусом, как и должно быть у мужчины под тридцать, проснулся и его лучший друг. Обычно с утренним стояком он справлялся легко – либо Эльрикель, либо Кара, либо кто еще, если находилась под боком. В последнее время ею всегда была Элеонор.
