их «шагающими баками». А вообще – БШМ-3 [16] называется эта штука. Что же случилось?
Меж тем немного вытянутые цилиндры на суставчатых железных ногах чеканили шаг вслед уехавшему автобусу, дергая шестеренками и шипя шлангами пневмоприводов, выпуская из проклепанных медных котлов с цифрами бортовых номеров черные клочья дизельного выхлопа. Блестели в лучах восхода раструбы командирских перископов, а на бортах красовалась эмблема – оскаленная собачья голова в круге, а снизу надпись: «Псы Ангра». Это название взвода. Лучшего взвода в жандармерии. Как-то я сталкивался с ними, тогда они очень нам помогли…
Глава 6
Арты, хвост и живой труп
В офис я вошел, покачиваясь, словно челнок на морских волнах, и ощущение было, что я натурально тот самый выжатый лимон. Почти сутки на ногах, и эти сутки можно смело заносить в рейтинг «тяжелых дней Зага Моррисона» на самую верхнюю строчку.
Казалось, серо-голубые облака только-только задумались – пускать ли на небо солнце?
На хронометре было половина девятого утра…
Все! Пусть даже найдут древний артефакт самого Фауда, или случится революция луддитов, я посвящаю этот день себе, любимому и единственному. Чем я могу еще рулить в этом беспокойном мире? И первое, что я сделаю, провозгласив этот тезис, просто завалюсь спать… желательно на весь день. Было бы неплохо и на следующую ночь, но к ночи мой сон станет чутким и тревожным. Хотя – как пойдет, вот честно…
Спрятав чек и бабушкин арт в сейф, написав Алисе записку, чтобы будила меня только в случае пришествия святого Зодиака, я проглотил бутерброд с ветчиной, запив его стаканом молока, и, как сбитый дирижабль, рухнул на кровать, представляя, как вокруг меня поднимаются клубы дыма и пыли… А потом я провалился в сладкие объятия Девы Самии, приносящей самый крепкий сон…
Есть у меня отвратительная черта, появившаяся в последние лет пять: я часто просыпаюсь за полчаса до звонка будильника. Конечно, если кто-то подумает, что это единственная отвратительная черта моего характера, я буду очень рад, значит, качественно маскируюсь…
Казалось бы, ну проснулся раньше, ну на полчаса – так что в этом ужасного? Но это так обидно, вот как раз обычно этого получаса мне и не хватает, чтобы выспаться, мало спать приходится часто.
Вот и сейчас… то ли гром, то ли порыв ветра… сверкнула молния…
Мне снилось, что Алиса смотрит по визору телешоу «Колесо Фортуны», а там показывают меня, и я машу ей рукой с экрана! А потом я уже в студии, но там никого нет, только каменный коридор с ровными блоками, некоторые из них светились в темноте… И самое неприятное, частично в коридоре отсутствовал пол. То есть был провал, откуда поблескивали углы рваных острых стальных арматур, и зияла пугающая пропасть…
Шел я, мучаясь от ужаса соскользнуть вниз. Потом были какие-то казематы, в которых стояли «люцы» – военные преступники-сиблинги из партии эволюционеров в черной форме. Но, казалось, они не видели меня. Я стал невидим… Потом какие-то бронированные машины на гусеницах. И тут я смотрю на огромную башню, напоминающую гигантскую юлу. А вокруг меня бегают мохнатые йети и машут мне руками…
Дальше я увидел над кромкой заснеженного леса голую женщину-великана, только вместо глаз у нее были две черные дыры…
И эта сладкая до жути, пугающая черная пучина мрака затягивала меня… Потом зимняя равнина, и в центре ее стояла башня. И я мигом оказался на холодном ледяном поле.
Так часто бывает в снах – что-то с тобой происходит, но ты можешь видеть любое событие вокруг, да еще они в секунду меняются…
Передо мой мерцал край дуги Купола, как гигантская, уходящая за горизонт медуза. Я задрал голову к мутным, промерзшим небесам и увидел там лицо моей секретарши Алисы Линсдэйл. Оно колыхалось на ветру…
– Не ходи никуда, – сказала она, нахмурясь, – стой, где стоишь!
И, видно, от серьезности сказанного один ее строгий глаз вспыхнул ярко-розовым светом и принялся так пронзительно мерцать, что я зажмурился…
В моей спальне есть телефонный аппарат, черный такой, с высокими рычагами. Он запараллелен на линию офиса.
Перед тем как я упал на кровать подбитым дирижаблем, конечно, я подкрутил колесико громкости, чтоб он не звонил. Но у него есть еще маленькая, но мощная лампочка в корпусе у циферблата. Ее я обычно не отключаю, думая, что если резкий звук меня взбесит, то яркий свет пробудит, если сон чуток.
Так произошло и на этот раз – я ошалело приподнялся на локте, глядя на яркий свет пульсирующей лампы. На хронометре было около трех пополудни, а за окном серый сумрак, стук дождя. И оттуда опять серый взгляд.
За дверью слышалось приглушенное радио, и доносился запах свежезаваренного кофе… Алиса тут… но трубку не берет… может, в ванной или…
Я, повинуясь привычке, схватил трубку.
– Алло! – хрипло со сна сказал я, – Заг Моррисон…
– Здравствуй, Заг! – послышался в трубке какой-то квакающий голос. Не знаю, кто это. – Приятно слышать тебя…
В трубке что-то зашуршало и захрюкало, словно там был какой-то зверь.
– У вас есть вопросы по артам? – спросил я, быстро просыпаясь, но не успев сбросить заторможенность.
– Приятно слышать голос Зага, пока он еще жив. – Лягушачий голос слегка хихикнул, да еще так противно, что выступил пот.
– Ну, погоняй балду, если тебе приятно, – резко бросил я, – может, хоть так…
– Не бросишь эту затею, – перебил тот же голос, – и твоей фифочке несдобровать. Мы же знаем – ты так ею дорожишь…
– Да я тебя… – начал было я.
В трубке послышались короткие гудки.
Я включил электрический ночник и медленно спустил ноги на пол.
Звуки радио немного успокаивали… «южные» это, что ли? Или «пакедовские»? Да плевать… К Хиусу их всех…
У изголовья моей кровати на тумбочке всегда стоит бутылка с минералкой «Водолей» и пластик со стабилизаторами. Это те таблетки, которые обязательно выдают всем сиблингам, чтоб они с катушек не съехали. Пирацетам. Выпускает концерн «Фармацевтикал Дом Индастриз». Все для людей!
Просто если каждый божий день жить с нашей чуйкой – кора головного мозга начинает разрушаться. Не сразу, понемногу, но с возрастом нам не светит маразм – только состояние овоща. Если не принимать созданные правительством специальные препараты, позволяющие ослабить процессы в медиаторах нейронов и импульсы коры, сиблинги могут стать опасны для общества. Как тогда – во Вторую Горячую случилось. Хорошо, кончилось относительно благополучно. Правда, с жертвами…
Тогда поперли на сиблингов, и они в ответ тоже. Никто не виноват, но было жутко.
Потом правительство взяло ситуацию под контроль. Но сколько жизней было утрачено… Вот потому у нас и мемориал на набережной. Я уже после войны немного поучаствовал, когда было восстание недобитых эволюционеров под Корсун-сити – просто не люблю про это вспоминать.
Сейчас нас в правах-то уравняли. Жалко, не все это понимают. До сих пор на некоторых кафе висят таблички «только для единородов» или «только для сиблингов».
Что-то резко постукивало, отдаваясь в моем мозге.
Я вытащил из пачки Old Gold, лежащей на тумбочке, сигарету, и, вспыхнув зажигалкой, закурил.
