дней я обеспечен под завязку. Можно было попробовать купить, но я решил, что самому надежнее, да и время для этого есть.
Дней через десять после вече в окрестности Харевы-Киева начали прибывать полянские князья с дружинами и ополчением, что быстро привело к тому, что мой алкогольный склад опустел, а кошелек наполнился звонкими золотыми монетами — польза от войны для меня была уже весьма ощутимой. Кроме того, церковный староста смог договориться с князем о выделении земли, однако взамен Ярослав потребовал предоставить дополнительно ещё пятерых человек в ополчение, на что Ферапонт согласился после обсуждения с мужиками. Таким образом, от ромейского конца выставлялось двадцать два ополченца, а от всего поселения шло почти двести человек, из которых более сотни составляли представители купеческих семей, которые значительно превысили княжью квоту в одного бойца от пяти дворов. Но это было и понятно — ведь основными пострадавшими от действий местного цезаря стали именно крупные торговцы и остальной народ не понял бы, попытайся купцы отсидеться за спинами менее обеспеченных горожан.
У меня всё это время была довольно напряженная жизнь — я продавал алкоголь союзным воинам, делал стрелы, обшивал кожаный доспех железными бляхами, приобрел щит и кожаный шлем. Да ещё и приходилось в поте лица утешать юную красавицу жену по несколько раз на день. От всех этих нагрузок я даже начал худеть, несмотря на обильное питание. Предводителем Харевского полка был назначен старший сын князя Владимир. Сам Ярослав, насколько я понял, с частью своей дружины оставался в городе, который нельзя было полностью оставлять без защиты.
Когда до предполагаемой отправки оставалось около пяти дней, Владимир созвал ополчение для проверки — осмотрел вооружение, провел учебные бои тупым оружием и остался сильно недоволен своим войском, в результате чего всё оставшееся время ополченцы тренировались под руководством дружинников. Однако меня это не касалось — на смотре я показал хорошую стрельбу из лука, в результате чего княжич забрал меня из христианского отряда и временно включил лучником в состав дружины, впрочем так он поступил со всеми стрелками-ополченцами, кто сумел показать результаты выше среднего. Из христиан в этот отряд попали ещё мой старый знакомый охотник Козьма и Матвей — опытный мужик лет тридцати, который ходил гребцом-охранником с купеческими лодочными караванами.
Двадцатого июня сборное воинство полян, насчитывавшее по моим наблюдениям около пяти тысяч воинов, стало переправляться через Днепр. Левый берег реки в этом месте принадлежал северянам — нашим союзникам в этой войне, поэтому проблем с переправой никаких не было, и груженые лодки с утра курсировали между берегами, перевозя воинов и грузы. Моя очередь усаживаться в лодку настала после полудня, и я, поцеловав на прощание Анечку, едва сдерживающую рыдания, накинул на плечи мешок с провизией, взял в руки оружие и, спустившись с берега на причал, сел за весла в большой долбленой лодке — здесь праздных пассажиров не было, гребли все.
Переправившись на другой берег, я проследовал вслед за десятником Зораном, которого Владимир назначил командиром лучников. Зоран показал место на заливном лугу, где мы должны располагаться, и я в окружении своих новых сослуживцев лег на землю, подложив руки за голову. Для меня было совершенно очевидно, что сегодня наше войско никуда не пойдет, да и завтра, наверное, тоже. В условиях царившей здесь полуанархии вообще было удивительно, что мы хоть через реку переправились. В войске полян было более двух десятков князей и княжичей со своими дружинами и ополчениями, вследствие чего для каждого мало-мальски важного решения им приходилось собираться и договариваться, а в местных реалиях каждое такое собрание — довольно длительное мероприятие с долгими разговорами и приемом пищи. Глядя на всё это, начинали возникать вполне здоровые опасения по поводу успеха нашей кампании. Кроме того, лошадей переправляли на плотах и у меня были большие сомнения, что за один день успеют завершить эту переправу. Так оно и вышло — весь следующий день мы оставались на месте, медленно поглощая запасы провизии. Я за это время успел неплохо сойтись с Матвеем, который, как более старший и опытный воин, взял на себя покровительство за двумя юными пареньками — мной и Козьмой. Тридцатилетнему наёмнику льстил наш интерес, и он практически весь день рассказывал нам военные истории, которые мне были на самом деле очень познавательны. К тридцати годам он успел поучаствовать в трех походах и, как можно было понять с его слов, в управлении войсками всегда царил бардак и анархия. Сам он таких оценок, конечно не давал, ведь для местных жителей всё это было в порядке вещей.
Как я понял из разговоров с Матвеем, главной задачей этого похода является банальный грабеж противника, а военные и политические цели стоят на втором месте. В этой связи он сокрушался по поводу того, что Харевским войском командует Владимир, а не Ярослав. Мол, парень ещё молодой, не хватит ему авторитета для того, чтобы выбить наиболее перспективные в плане трофеев направления, а в результате и нам мало добычи достанется.
Тут ведь многое зависит от того, кто впереди идет, — объяснял наёмник, — Там опасности, конечно, побольше, но зато и добыча хорошая. А другие, бывает, ради хабара общий строй покидают и уходят в сторону промышлять. Но тут не каждому это позволено будет. Владимир-то ведь молодой ещё, супротив старших не пойдет, вот и получается, что будем мы плестись в хвосте и наживы нам не видать, — с грустью в голосе он обрисовал наши перспективы.
Через день после переправы с самого утра войска начали выдвигаться в поход. Как и предполагал Матвей, нам досталось место почти в самом конце, поэтому в путь мы отправились сразу после того, как пообедали — Владимир не дал вздремнуть даже полчасика, чем вызвал недовольный ропот со стороны ополченцев, которые, тем не менее подчинились и неорганизованным строем потянулись на юго-восток — туда, где была сосредоточена основная часть роменских поселений. Сам Владимир, полусотня его дружинников и купеческие дети передвигались верхом на лошадях, которые значительно отличались от моих представлений об этом животном из прошлых миров. Здешние лошадки в холке были по грудь взрослому мужчине, а в их внешнем виде совсем ничего не напоминало о той грациозности, которая была свойственна породистым лошадям двадцатого века. Ополченцы же шли пешком, навьючившись своими пожитками и оружием, а основная часть войсковых запасов перевозилась на телегах. По рассказам Матвея, подобные походы длились обычно около месяца, и исходя из этого срока князья запасались
