продуктами для своих воинов — крупой и вяленым мясом.
К вечеру мы прошли не более десяти километров и ещё засветло встали лагерем. Большинство воинов, в том числе и я, растянулись на земле — с непривычки к таким переходам болели спина и ноги. Кашевары развели костры, взяли с телег бронзовые котлы и занялись приготовлением ужина. Полежав минут пятнадцать и немного отдохнув, я поднялся с травы и вместе с товарищами направился к ручью, чтобы попить и набрать воды. Золотая монета, потраченная мной в Хареве на медную флягу, можно сказать, оказалась выброшенной на ветер — у других ополченцев фляг не было по причине дороговизны столь необходимого в дальней дороге предмета. Поэтому стоило только мне достать флягу на марше, чтобы утолить жажду, как сразу со всех сторон послышались просьбы поделиться водой, и я, разумеется, не мог отказать.
Ручей, который протекал поблизости от нашего лагеря, не вызывал никакого доверия в отношении чистоты воды, но других вариантов утолить жажду вокруг не было. Кипятить воду здесь также никто не собирался, поэтому пришлось пить то, что было в наличии, памятуя о возможности расстройства желудка, или дизентерии, что было бы совсем плохо. Матвей кстати, рассказывал о том, что в походах, где ему довелось поучаствовать, люди обычно мучились поносом, но связывал это со страхом, который на войне испытывали ополченцы. С его слов, у князей и дружинников таких проблем не было, что подтверждало его версию о страхе — мол, они смелые воины, потому и поноса нет. Хотя, на самом деле, князья набирали воду из колодцев, которых на все войско не хватало, потому и с кишечником у них все было в порядке, да и питание у них было не в пример лучше чем у простых ополченцев. Вернувшись в лагерь, я сделал глоток самогона, надеясь, что эта огненная жидкость сможет хоть как-нибудь продезинфицировать мои внутренности. Вообще я его взял в первую очередь для обработки ран, но, видимо, придется и в других медицинских целях использовать.
Следующие три дня мы двигались без каких-либо происшествий, проходя в сутки не более двадцати километров. По правую сторону от нашего пути текла неширокая речушка, что давало возможность набирать из неё воду на привалах. Вокруг нас был лесостепной ландшафт с невысокими холмами, а воздух благоухал ароматами степных трав. На четвертые сутки дружинники одного из полянских князей провели мимо нас колонну из связанных друг за другом людей, которые под грозные окрики конвоиров угрюмо брели в сторону нашего тыла, переступая по траве босыми ногами. Всего в той колонне, по моим наблюдениям, было около сотни человек обоих полов, в возрасте примерно от десяти до тридцати лет. Пленники своим внешним видом ничем не отличались от северян, которых мне приходилось видеть ранее. Вскоре среди ополченцев распространились разговоры о том, что наши князья решили продавать в рабство захваченных роменов, так как те занимаются тем же самым по отношению к северянам. Вот так — вроде бы на словах все были против торговли людьми, но когда дошло до возможных барышей, сразу нашлись веские причины.
Вскоре мимо нас провели ещё одну колонну невольников, потом прогнали стадо коров, проехали телеги с награбленным добром. Матвей, глядя на всё это, вздыхал с неприкрытым сожалением, дружинники Владимира тоже хмурились, подсчитывая в уме упущенные барыши. Да и сам двадцатилетний княжич весь день смотрел на эти потоки добра, движущегося в чужие закрома с неприкрытой завистью.
По этой причине, вечером, после того как мы поужинали, Владимир приказал всему своему войску — и дружинникам, и ополченцам, собраться вокруг него, после чего толкнул небольшую речь:
— Вон там, — он махнул рукой на запад, — Есть несколько роменских поселений, до которых наши полки пока не дошли, поэтому мы не будем отдыхать и выходим прямо сейчас. Подойдем туда к утру и возьмем хорошую добычу. Обещаю, что награда всем будет справедливой, — закончил он немаловажным для большинства воинов замечанием.
После этих слов он отдал необходимые команды и наше небольшое войско выдвинулось в путь. Переправившись вброд через речушку, мы построились в колонну и направились в западном направлении. Сегодня было двадцать шестое июня, поэтому день был длинным и поначалу мы шли при свете заходящего солнца, но через пару часов всё же наступила темная украинская ночь, что привело к заметному снижению скорости, несмотря на то, что в небе сияла полная луна. Народ был порядком уставшим, но всё равно упорно двигался вперед в надежде на богатую добычу. В строю многие ополченцы уже подсчитывали будущие барыши, обсуждая по какой цене получится продать невольников и сколько железных изделий можно взять с одного поселения. После полуночи князь сообщил, что мы уже находимся рядом с роменской деревней и есть возможность немного поспать — грабить будем на рассвете. Услышав эту долгожданную новость, уставшие ополченцы попадали на степную траву прямо там, где стояли.
Дружинники подняли нас спозаранку, и, разделив войско на четыре отряда, направились к своим объектам. Так же как и все другие славяне, здесь местное население жило небольшими родовыми деревеньками по десять-пятнадцать землянок. Здесь, насколько я понял, было четыре таких поселения, расположенных на расстоянии километр-полтора друг от друга. Тем отрядом, в который распределили меня, командовал десятник Колода, он приказал пешим ополченцам-копейщикам заходить в деревню, вытаскивать людей из землянок и вязать их, лучники должны были прикрывать их снаружи, а конные дружинники будут следить, чтобы никто не убежал. Сразу видно опытного человека в военном деле.
Когда мы приблизились к деревеньке, там нас почуяла собака, громким лаем разбудившая местных мужиков, которые, похватав все, что можно было применить в качестве оружия, бросились на нас в безнадежную атаку. Я застрелил из лука двоих вооруженных топорами роменов. Потом в дело вступили копейщики и убили ещё пятерых мужиков, после чего остальные противники, поняв что шансов у них нет, бросили оружие и сдались. Несколько подростков попытались добежать до расположенной поблизости рощи, чтобы там спрятаться, но конные дружинники были на страже и не позволили добыче скрыться. Всех захваченных в плен связали, оставив на свободе лишь детей и стариков, которые на рабском рынке не пользовались спросом. Далее выгребли все их имущество — железные изделия, запасную одежду, ткани и украшения, после чего под охраной полусотни ополченцев и пятерых дружинников отправили в сторону Харевы караван, состоящий из колонны невольников, десятка телег, груженых награбленным добром и коровьего стада.
Свиней с караваном мы отправлять не стали — идут они
