Я соглашался на курс реабилитации, не на пытку. Разница доступна, майор?!
— Иного способа нет, поверьте…
— Значит, нет! — обрубил безопасник. Изображение дрогнуло.
— Есть! — Эдэя подалась вперед.
— Не подчиняешься прямому приказу? — вкрадчиво поинтересовался Гранатов.
— Ник мой, ясно?!
— Эдэя, послушай… — Распознав тщетность давления, Мар вернулся к неофициальному тону. Вот только что сказать? Бесперспективность усилий очевидна, но выразить это словами неимоверно трудно. — Буду через двадцать минут. Конец связи.
Возражения так не прозвучали, экран визора угас. Эдэя помассировала лоб, налитый свинцом — у нее двадцать минут, ни больше, ни меньше. Как вариант, Ника можно увезти на Фэрго, в алый мир безвременья… Но высока вероятность, что переход навредит. Решать проблему придется на месте.
Осталось девятнадцать минут пятнадцать секунд.
Эдэя вскочила. За прошедшие дни нередко казалось, что способ возродить Ника найден, ответ бился на кончиках пальцев. А затем череда неудач привела к финальному отчету.
Восемнадцать минут.
Быстрый перестук клавиш. Затухавший крик.
— Хватит, Руби. Жду тебя на крыльце.
Кормчая подхватила куртку — защиту от свежести после ливня, и бросилась в коридор. Несколько шагов по паркету, отсвечивающему дневными красками, дверь, порог…
Семнадцать минут двадцать одна секунда.
День догорал. Над лесной полосой, чуть прикрытой легкой дымкой, нависло удивительное небо. Фиолетовое полотно, густеющее в зените, что спускалось к таинственным верхушкам деревьев чередой облачных полос, за которыми пылал алый закат. Темные неровные росчерки и зарево между.
Замерли трава и фруктовые поросли; доски крыльца, нагретые солнцем, мирно дышали теплом. И тишина, подчеркнутая едва уловимым шорохом гальки. В стылой обманчиво дремотной атмосфере собрать воедино мысли крайне трудно…
Эдэя прислушалась к скрипу половиц. У резных перил появилась необыкновенно молчаливая Руби. В ее пальцах ощутимо подрагивал бокал, наполненный розоватой жидкостью. Скорее всего, энерган класса Б, как отметила Кормчая после секундной заминки. Неплохой выбор, учитывая бледность доктора и зябко сведенные плечи.
А идей нет. Эдэе отчаянно захотелось обнять дочь, родного и близкого сердцу человека, который поймет… Но Танюшка далеко, на Адриэле. Красивое имя и красивая планета, которая хранила память об эльфийских временах. Женщина нахмурилась: плохая из нее мать…
— Как он? — Вопрос, предназначенный для тишины, набиравшей страх.
— Сидит. — Руби сделала глоток. — Больше не могу… Меня не готовили…
— Знаю. — Кормчая обхватила себя за плечи. Атмосфера пришла в движение, плеснула холодом в лицо. — Твой вердикт?
— Ему больно.
— Да б… Я не прошу рассказывать о субъективных впечатлениях! — В голосе дочери Импульса прибавилось лихорадочных ноток. — Ты психотерапевт, поговори со мной профессиональным языком. Намеки, зацепки… Что ты видела, когда разговаривала с ним?
— Лишь догадки…
— Да?! — Эдэя жадно ухватилась за протянутую соломинку. Не бойся спугнуть момент, стиснула бы хрупкое тело врачевательницы душ.
— Мы уже обсуждали…
— Так повтори!
Осталось двенадцать минут.
— Хорошо… — Женщина подняла бокал к закатным лучам. Напиток стал кроваво-красным. — Вопросы действуют на пациента, как нейрошокер. Мгновенная пиковая активность. Я списывала реакцию на травматический блок, что не редкость в моей практике. Коллапс и дезорганизация… Вы и сами видели. Но что, если это не попытка уйти? Профессор Вержбицкий изучал «взлом» — резонансный метод спайки пси-связей. В ходе эксперимента использовались модифицированные гипноизлучатели и я… э-э… как-то не сопоставила, что простые вопросы могут вызвать…
— Не вызвали. — Эдэя начала отступать. Запал прошел, стираемый вселенской усталостью.
— Но сам факт… Если гипотеза «взлома» верна, нам остается только подобрать правильную вербальную комбинацию и превысить критический порог необратимости процесса.
— Правильную комбинацию? — Эдэя насторожилась. Пространство резко сузилось, схлопнулось в клеть безмолвия…
— Говоря образно, правильный вопрос взрежет плотину сознания, паттерны сольются…
— Взрежет? — Эдэя распрямилась струной. В глубине фиолетовых глаз зажглись алые искры закатного отражения. — И сольется… Дополнит, да?
— В какой-то мере, — осторожно согласилась Руби.
— Потому что спектр неполон…
Через мгновение Руби Тагланова осталась одна. Ее зрение не успело зафиксировать рывок СВОКа; лишь стремительная тень мелькнула в коридоре. Психолог невольно заразилась энтузиазмом собеседницы, хотела броситься следом и замерла. В небе, со стороны Мега, загорелась яркая точка — флайт, что летел вдоль речного русла.
Сколько времени в запасе?
«Немного». — Доктор поспешила внутрь домика. Через мгновение наткнулась на сосредоточенную Эдэю — женщина едва заметно дрожала и медленно тянула руки вперед; напряженно созерцала нечто потустороннее…
Без каких-либо сопутствующих эффектов в ладони СВОКа лег полутораметровый меч, налитый призрачным светом.
— А… — Руби отшатнулась. На отвисшую челюсть немедля легли блики от клинка. Терапевтические навыки не помогли.
— Иллитерий, — болезненно выдохнула Эдэя. Костяшки пальцев побелели, выступая контрастом сиянию лезвия. Меч ударил волной, разрывавшей внутренности: жуткий вой и девичий крик страшным диссонансом проистекали из клинка, что не признавал чужих рук. Кормчая щедро расходовала бэрги — надо собраться и подавить нараставшую муть… А после успокоить психиатра.
— Руби, считай меч тем самым вопросом… Поверь мне.
Семь минут.
Капсула флайта выбралась на финишную прямую к одинокому домику на холме. Эдэя встряхнулась, перехватывая эфес; до гостиной лишь шаг. Отчаянно затрепетал фитилек надежды.
Страх пришел. Белым облаком затаился в туманной пелене комнаты. Размытые очертания предметов, рваные клочья полутонов и она — самое ужасное, что могло произойти с ним — тем, кто просто не хотел оставаться у Плохих Людей. Она пришла забрать… Холодно. Гээлл вихрем покинул табурет, неловкой искривленной фигурой врезался в ближайшую стену…
Почему не отпустят? На свободу, где забавные стебельки приятно покалывают кожу.
Стена отбросила на манер бейсбольной биты — ударила, исторгнув из легких хрипловатый нечеловеческий вой. Комната содрогнулась.
Эдэя постаралась отрешиться от разъедавшей боли, что даровал меч. Вокруг нет ничего — ни верха, ни низа, ни преград. Только образ Ника, царапавшего декоративные панели. И если она не прекратит сжиматься от крика, надежда угаснет. Т’хар учил иному — боль, лишь оправдание слабому.
Она обогнула стол.
Четыре минуты.
Рядом с опрокинутым стулом, оставляя на стене кровавые росчерки, билась цель.
— Ник… — Эдэя не узнала своего голоса. Иллитерий словно почувствовал близость хозяина — полыхнул сверхновой.
Руби нервно взглянула на сумрачные очертания дверного проема. Если Гранатов прибудет во время припадка, ситуация из отвратной превратится в кошмарную. Она воочию представила каменное лицо, налитое грозой, — склоненное к пульту транспорта, отражавшее единственное желание немедленно ворваться в дом.
— Возьми меч, — решилась Кормчая. Секундная неуверенность прошла. Она — лезвие, Ник — мишень. И да сразит ее рог великого Ардана, если меч не коснется ищущей руки. Если потребуется, воткнет сучью рукоять прямиком в садненные пальцы…
Ник увернулся. Приник к стеновой тверди, подался вверх и влево — оставил между собой и оружием благословенный миллиметр, чтобы потом неловко — боком — рухнуть на паркет. Перекошенное лицо резко побледнело. Он полз
