– Добыть оружие надо как можно скорее, – волновался Димка. – Сейфы, возможно, вскрывать как-то придется. Нечего время терять!
Минтай ушел в дом, даже нас не позвав, только Катю перед собой пропустив. Меня это взбесило, а Димка, кажется, и не заметил ничего. Он все бегал по двору, выглядывая, в каком же доме из соседних могут скрываться огнестрельные сокровища.
Димка не обращал внимания даже на то, что листы профнастила защищали дом лишь спереди, со стороны дороги. Остальной забор был сбит из досок. Их недавно покрасили, но я видел, что доски эти подгнили – некоторые, как мне показалось, можно было выбить ладонью. Минтай обманул нас, когда говорил про глухой металлический забор.
А вскоре вскрылся и второй обман – дизельного генератора у Минтая не оказалось.
И это было еще не все…
* * *
В прихожей с Олей случилась нас всех напугавшая истерика.
Мы, сбившись в кучу, пытались успокоить рыдающую, причитающую девушку. Только Минтай стоял в арке художественно оформленного проема и как-то странно смотрел на нас – будто пытался понять, что мы делаем в его доме.
А потом упала Таня. Она помогала успокоить Олю, держала ее за правую руку, что-то шептала подруге на ухо. Но вдруг побелела лицом, покачнулась, привалилась к стенке. И медленно сползла на пол.
– Да она же вся горит! – прокричала Катя, пытаясь поднять Таню.
И вновь я вспомнил Карпа.
Оставить Олю мы не могли – она задыхалась, хрипела, размахивала освободившейся рукой, била ею в дверь. Бросать Таню тоже было неправильно. Так что мы, отринув нерешительность, по-борцовски сгребли девчонок и потащили их в комнату: Димка нес Олю, схватив ее поперек туловища, – она была похожа на оживший манекен; я забросил Таню на плечо, как большую тряпичную куклу.
Минтай посторонился. Он не мешал нам, но и помогать не собирался.
Димка скинул Олю на диван, сел сверху, стал несильно хлопать ее по щекам, что-то сердито приговаривая. Таню я положил в кресло – она уже приходила в чувство. Катя металась меж нами какое-то время, потом убежала искать в доме воду и увела с собой Минтая. Их не было несколько минут. За это время и Таня очнулась, и Оля почти успокоилась – она только всхлипывала, словно икала, и глядела на нас испуганными круглыми глазами.
– А вдруг они все выжили? – поглаживая ее руку, приговаривал Димка. – Мы вот выжили. Вдруг и они тоже. Почему бы и нет? Вполне возможно…
Он говорил о родителях Оли. И, наверное, о ее молодом человеке.
– Ты правда так думаешь? – Оля приподняла голову, потянулась к нему. А он наклонился к ней. И мне показалось, что они сейчас поцелуются.
– Правда, – сказал Димка.
Уж лучше бы он промолчал. Но Оля не заметила фальши в его голосе – наверное, она очень-очень хотела ему верить.
И они не поцеловались – почему-то это было для меня важно.
На кресле завозилась Таня. Села, дрожащими руками опираясь на подлокотники, от моей помощи отказываясь. Поднесенный стакан с водой приняла и долго пила мелкими глотками, запрокинув голову, закрыв глаза. Она взмокла, белое лицо ее снова зарделось – это был румянец лихорадки. И я все удивлялся: почему никто не вспоминает про Карпа?!
– Вода из колодца не качается, – подал голос Минтай. – Придется доставать ведром.
Кажется, сейчас только это его и заботило.
– Идиот, – прошептал я. – Боже, какой же он идиот.
Минтай не мог не слышать меня. Но отвечать он не стал – и, наверное, правильно сделал. Он просто повернулся и ушел, не обращая внимания на призывы Димки наконец-то отправиться за оружием.
Примерно через полчаса, затопив чугунный каминчик и устроив перед ним девчонок, мы отыскали Минтая в комнате второго этажа. Он крепко спал или делал вид, что спит, – мы так и не смогли его растолкать. Катя, играя роль верной возлюбленной, осталась возле своего спящего принца, а Димка и я, решив не ждать дозволения хозяина, отправились изучать его владения.
Мы облазили весь дом – он оказался невелик. Димка, на окна и двери указывая, объяснял, как надо держать оборону против правильных зомби – не тех, что вышли на улицы нашего города, а киношных, из фильмов Фульчи, Ромеро и Рейми.
Потом мы выбрались на улицу. Найденными в прихожей ключами открыли осиротевший гараж, распахнули ворота, чтобы внутри стало светло, провели быструю ревизию. Места здесь было только для одной машины, и мы, бросив жребий, загнали под крышу «Мазду».
– Давай постоим тут немного, покурим, – предложил выбравшийся из автомобиля Димка. Он спиной привалился к воротам, достал сигареты и добавил:
– Разговор есть.
Я не курил, но постоять и поговорить был, в общем-то, не против. Я догадывался, что речь пойдет о Тане, о ее внезапной болезни.
Но я ошибся.
– Оставь Олю мне, – сказал Димка, крутя в пальцах пластмассовую зажигалку. Мне вспомнилось, как в общажных драках мы зажимали в кулаках такие же вот зажигалки, чтобы удар получался тяжелей и жестче.
– Что?
– Оставь мне Олю, – повторил Димка. – Я хочу с ней быть. Хочу, чтобы она была со мной. Понимаешь? А ты мешаешься. Ты все время, постоянно мне мешаешь!
Я даже немного растерялся от его напора. Поднял руки, словно в плен сдавался:
– Я и не думал вам мешать.
– Да ты постоянно около нее трешься! – Димка сплюнул на пол. – Взял под крылышко, тоже мне, папик нашелся… Оля – моя. Давай договоримся. Без обид. Как мужик с мужиком.
– Говорю же: я и не думал… – Я осекся, вспомнив и осознав, что все-таки думал… Думал! Думал! И не один раз. Много. Постоянно.
Димка, сощурясь, глядел куда-то в сторону, раздувал ноздри.
– Мне и в голову никогда не приходило к ней клеиться, – соврал я.
– Вот пусть и дальше не приходит, – сказал Димка. Он сделал пару глубоких торопливых затяжек, выбросил недокуренную сигарету и протянул мне руку:
– Ты извини, что я так жестко… Просто… – Он дернул плечом, не зная, как объясниться.
– Да все понятно, – сказал я и пожал ему руку.
– Ну, замечательно.
Мы смотрели друг другу в глаза, улыбались. Но нам обоим было ясно – в том, что сейчас произошло, не было ничего замечательного. Мы словно бы разбили нечто ценное, очень редкое и хрупкое, то, что всегда было с нами, к чему мы привыкли и на что уже не обращали внимания – пока оно не разбилось.
– Если хочешь, – сказал Димка, – я помогу тебе вернуть Катьку.
Я помотал головой:
– Не надо.
Мы вышли на улицу – вроде бы вместе, но каждый сам по себе. Осмотрелись, встав на дороге. Было тихо, как в деревне: лишь галки гомонили, вороны вскрикивали да тренькали синички. Голые деревья, в основном сливы и яблони, липы и клены, словно специально растопырили темные сучья, чтобы скрыть от нас происходящее в городе. Было видно только, как по небу в западной стороне стелется полосой черный дым.
