Только начал выходить со двора. За Генрихом проковыляю, он гусей недалеко пасет - лягу на пригорок и поглядываю, а то задремлю. Хорошо, солнышко, лето. И тут - раз! Утром являются стражники, хватают меня и в тюрьму. Кугель полез защищать, еле до него докричался. Не хватало еще, чтобы и он рядом сел. Одного стражника вырубил, но обошлось. Не стали бучу поднимать. В своем доме, в своем праве. Приказ князя не довели, начали руки распускать. Хамить, подпрыгивать, за железки хвататься. В общем, обошлось.
Теперь бросили в тюрьму уже в городе, в центре, в подвал соседнего с ратушей дома. Камера, окошко под потолком, камень вокруг, на полу тоже плиты - сеном немного припорошены. Как в кино - в кандалы заковали, кузнец приходил. Быстро, минут пятнадцать на все про все. Широкие такие оковы, связанные цепью, надели. В каждом дырка как для висячего замка. Туда пруток вставляют и расклепывают. Усе. Никак не снимешь, куда там наручникам. Три дня сидел, слушал, как помост на площади сбивают. Редко вешают, нет постоянной виселицы. Насколько я помню, если дворянин - должны голову рубить, а не вешать. Раз вешать собрались, значит ответ откуда-то пришел отрицательный. Не в мою пользу. А сам-то я - что? Сам я ничего сказать не могу. Существенного, чтобы не вешали.
Три дня ни крошки не давали, только воду. Той - ведро, пей сколько влезет и дуй под себя. Цепь ножных кандалов сквозь стенной крюк пропустили, метра полтора свободы. Никаких стоков, канавок, дырок в полу. Закованными руками штаны надеть сложновато, цепь между кандалами короткая, всего три звена. Сбросил штаны и так сидел. Подстелил - и на них голым задом. Все одно только воду раз в сутки меняют, никто не видит.
Ну, какие впечатления приговоренного к повешению о днях перед казнью в средневековой тюрьме? Никаких. Не те это воспоминания, которые стоит бережно хранить, боясь позабыть хоть немного. Старался больше спать. Закалка, жизнь приучила. Пытался не думать о смерти. Получалось.
Свою казнь чуть не проспал. Еле успел натянуть штаны до колен. Стражники не стали издеваться, помогли.
А принц вовсе дурак! Получил сначала информацию из Гессен-Касселя, что видели среди проходящих пленных такого расфуфыренного юнца. Потом получил из Вестфалии информацию, что не было такого среди отпущенных. Конечно, не было! Кто бы стал русского офицера, союзника, в германском плену держать? Он во Франции в плену сидел, там отпустили, а уж потом этот болван как-то прибился к французским отпущенникам. Ну, я так думаю. Вот, черт мне попался, загадка на загадке.
Ну, ладно. Вешать так вешать. Утром, но не рано, часов в одиннадцать вывели. Площадь полна народа. Барабаны. Виселица, помост. Два стражника по бокам, но за руки не тянут, сам иду. Провели, поднялся по лесенке, поставили меня рядом с палачом. Местный чинушка раскатал лист, зачел. Я еще по-немецки тогда не очень: понял, что за разбой и убийства - к повешению. Чуть ли не я сам Кровавый Гизель! Палач петлю накинул, подтянул. Напротив трибуна, принц на троне, рядом на стульях две дамы, пониже скамейка - там придворные вперемешку. Стража перед трибуной и за троном в полном рыцарском доспехе, с алебардами. Клоуны! Спеть бы вам, гады! Интернационал или из Высоцкого что-нибудь. Ладно, не в настроении.
Шучу. Не в голосе.
И тут эта княжья морда - ручку так красиво вытягивает и вещает. Я думал - помилование, казнь заменяется бессрочной каторгой или еще чем-то приятным. Утопление вместо повешения? Три последних желания - покурить, выпить и бабу, а уж потом казнь и народные гуляния? Нет.
Отменяет решение суда, не дает свершиться роковой ошибке. Князь бдит! Получен ответ от фельдмаршала-лейтенанта. Слава князю, слава князю, радуйтесь! И вы, барон, тоже радуйтесь. Освободить на месте, расковать, препроводить...
Ну дурааак!
Расковали. Поклонился я князю и пошел гусей пасти.
Пришлют за мной от фельдмаршала. Сам пока занят, не может.
- Хороший день, Алекс. Продал дом мельнику, завтра Шредер принесет деньги.
- Ты с ума сошел! Зачем? Где мы жить будем?! Не продавай, что-нибудь придумаем.
- Поздно, мы ударили по рукам. Жить будем у фрау Анны, там две комнаты. Она с Генрихом переберется в переднюю, а свою отдает нам в аренду. Чем вам не нравится мать Генриха? Хорошая женщина - добрая, чистоплотная. За отдельную плату постирает и приготовит так, что пальчики оближешь. Не то, что я.
Кугель улыбнулся и залихватски подмигнул:
- Хватит вашему животу страдать от моей стряпни.
Подмигивание меня не успокоило. Растерялся от такой новости.
- Но зачем?! Нам почти хватало. Я еще наплету силков, поставишь...
Здесь я лукавил, врал сам себе. Полсотни заячьих силков из конского волоса, спроворенного мною с немалым риском, были расставлены Кугелем вблизи города: уходить далеко, оставляя меня одного и надолго, он не хотел. Местные пацаны и огородники распугали зайцев в ближнем подлеске задолго до моего рождения. В смысле - давно. Остатки съедобных зверушек вычесывались мелким бреднем, не одни мы такие умные и голодные. Два-три зайца в неделю, иногда рябчик, на большее трудно рассчитывать. Кугель лучший охотник в округе, ловушками перекрыл самые хитрые заячьи лазы и тропы, все перспективное уже обставил силками. Даже тетерев попался месяца полтора назад. Тетерева вблизи города сто лет не видали.
Больше из ближнего леса не выжать, хоть весь ловушками заставь. К тому же конкуренты, куда без них. Забирают нашу добычу, легко, если успевают первыми. Шуметь не принято - мы здесь все браконьеры. В конце концов, не будь огородов, местные зайцы давно бы послали нас и удалились. Огородникам за приманку, справедливо. А тут еще я как пионер на тощую, жилистую огородниковскую шею. Трижды обносил аккуратно лелеемые за городом грядки. Теперь-то все. Поняли хозяева витаминов, откуда ветер дует. Сдержанно попросили Кугеля присмотреть за мелкой окрестной шпаной. А шпана тут одна - я! Что ни говори, но воровство. Карается отсечением руки. Барон-то барон, но сколько же можно. И барона отвадят, если не прекратит.
Я понятливый. Да и накрал за три раза пфеннигов на пять по ценам местного рынка. Слезы, а не помощь Кугелю. Дрова бы рубил, да не нанимает никто оголодавшего барона, никому проблемы не нужны. Хворост тоже собирать нельзя. Тем более, продавать собранный - открытое воровство у князя. Специальные сборщики собирают и продают. Хоть вой.
У Кугеля остатков денег только на хлеб, недели на две.
В общем, без денег нам светит конкретный швах.
- Надо приодеть вас, Алекс. В этом нельзя ходить, уже холодно, а дальше станет еще холоднее. Скоро за вами приедут, мне будет стыдно. Вы должны привыкнуть правильно одеваться, вы же барон.
