Молчание. Однако, трубку на другом конце провода не кладут.
– Кто вы? Говорите, вас не слышно!..
Все та же тишина в мембране, прерываемая еле слышным треском помех.
Наконец, возникает отчетливый мужской голос. Он мне абсолютно незнаком, но в данный момент это неважно, так как то, что он говорит, на мгновение затмевает все остальное.
– Уезжать, – говорит незнакомец. – И как можно быстрее. Опасно. Очень опасно…
– Послушайте, – прерываю его я, – если вы хотите напугать меня, то у вас ничего не выйдет. Я смелый и ничего не боюсь. Кроме собак… А если вы говорите всерьез, то перестаньте вещать, как старуха-весталка, и скажите конкретно, в чем дело.
– Слепой, – с презрением говорят мне в ухо. – Ты слепой. Ничего не видеть. Бесполезно. И поздно. Лучше уехать.
Странная какая-то манера выражаться. Как у иностранца, только что овладевшего азами русского языка.
– А вы кто такой? – спрашиваю я без особой надежды на то, что услышу ответ на этот вопрос. Мои сомнения тут же оправдываются: в трубке лишь еле слышное сопение. Эх, определитель номера бы сюда, хоть самый простенький! – Ладно, не хотите представляться – дело ваше. Но вы уверены, что я тот человек, которому вы хотели позвонить?
–Да.
– И что же, по-вашему, будет, если я все-таки не уеду?
– Плохо.
–Кому? Мне?
– Долго говорить. Лучше верить мне.
– Но с какой стати? Я же не просто так приехал, у меня, между прочим, служебная командировка и злобное начальство…
– Они убьют.
– Меня?
Вот теперь в трубке пошли короткие гудки.
Медленно кладу трубку на рычаг, чувствуя, как ухо, внимавшее анониму, наливается пунцовой краской. Отвык я пользоваться такими трубками и слишком сильно прижал пластмассовый набалдашник к уху.
Мымра смотрит на меня с невысказанным, но явно зловещим подозрением.
– Спасибо, – говорю я.
И тут же слышу в ответ:
– Вообще-то у нас здесь не переговорный пункт, молодой человек, а общественное учреждение. И телефон этот предназначен для служебного пользования!.. Так что скажите своим дружкам, чтобы больше сюда не звонили.
– Извините, но я никого не просил звонить на ваш аппарат, – пытаюсь слабо защититься я. Но администраторша демонстративно отворачивает лицо в сторону.
Уже подойдя к лестнице, я вновь оборачиваюсь.
– Один вопрос, – прошу я Мымру. – Когда меня попросили позвать к телефону, то как меня назвали? По фамилии?
Мымра удивленно таращится на меня поверх полированной стойки, а затем ее лицо искажает подобие ироничной ухмылки.
– А у вас что, еще и кличка имеется? – ехидно спрашивает она. Видимо, лицо мое мгновенно меняется не в лучшую сторону, потому что дежурная поспешно добавляет: – По фамилии, конечно!.. Так и сказали: «Пригласите, пожалуйста, Сабурова из двести третьего» – и все…
Однако вернувшись в свой номер и решив возобновить свои умственные экзерсисы, я догадываюсь, что разговор с анонимным «иностранцем» скорее всего имел совсем другие цели, чем предупреждение меня о неведомой опасности.
И надо было быть идиотом, чтобы попасться на такой дешевый трюк.
Однако я попался, и нет никакого оправдания моей легкомысленной доверчивости.
Дело в том, что в моем «мобиле» имеется специальное устройство, которое фиксирует все попытки постороннего доступа к «чемоданчику».
И теперь, едва я включаю его, на экран выскакивает соответствующее предупреждение.
Но самое скверное заключается в том, что, согласно справке сигнальной системы, взломщику удалось-таки преодолеть заслон из тройного пароля!
Это означает, что он сумел скачать кое-какую информацию с моего компа. Правда, только ту, которая хранилась в открытом доступе и в принципе ничего особенного собой не представляла. Но и этого достаточно.
Лишь теперь мне становится по-настоящему страшно.
Потому что противник мой, кто бы он ни был, оказывается более могущественным, чем хотелось бы верить. И отныне я для него – как на ладони…
Утром, как и вчера, я стою у окна, потягивая скверный кофе Щербакова, и наблюдаю, как «охотники на лис» в полном составе грузятся в пыльный фургон «Газели». Наверное, готовятся к выезду на очередную тренировку в лесу.
Геннадий пыхтит за моей спиной, облачаясь в свой костюмчик. При этом он ворчит на заводское начальство, по милости которого вынужден торчать в этом драном (подлинный эпитет не подлежит печати) городке. Я уже имел удовольствие выслушать от него душещипательную историю о том, что какое-то должностное лицо, которое позарез необходимо для оформления документации, не то убыло в отпуск, не то слегло с тяжким недугом, а заменить его, вопреки аксиоме о том, что незаменимых людей не бывает, некем, ибо оно обладает исключительным правом подписи…
– Слышь, сосед, – бурчит мне в спину Геннадий. – Деньжат взаймы у тебя можно попросить? Мне на днях перешлют по почте, и я тебе сразу отдам… Ты ведь тоже пока не собираешься рвать когти?
– Пока нет… А сколько тебе нужно?
Он возводит глаза к покрытому трещинами потолку и шевелит губами, вычисляя предстоящие затраты.
– Пятьсот, – наконец, выдыхает он с таким видом, словно ему и самому страшно от своей наглости. – Честное слово, через пару дней отдам все до копейки – мне должны переводом прислать. Если хочешь – даже с процентами!..
– Ну, какие могут быть проценты между друзьями, – заверяю его я, достав из кармана куртки свой портмоне и отсчитывая запрошенную сумму. – Мы же с тобой не на бирже!
– Спасибо, – с искренним облегчением произносит Генка, пряча деньги в карман. – Россия тебя не забудет, Лен, и я тоже… И при случае – стакан за мной.
Он в нерешительности топчется возле двери, а потом спрашивает:
– Может, составишь мне сегодня компанию? Плюнь ты на своих засонь, куда они денутся? Посидим, побазарим, я тут нашел пару неплохих заведений… Хочешь – девок найдем, тут заводских общежитии – полным-полно!
Я отрицательно качаю головой:
– Спасибо за приглашение, но никак не могу… Слишком много дел.
– Ну, тогда успехов тебе, деловой ты наш, – говорит насмешливо Геннадий и исчезает.
Есть же счастливчики, для которых командировка превращается в свободное времяпрепровождение!
А тут вертишься, как белка в колесе, а толку – ноль. Зато отрицательных эмоций – сколько угодно.
Однако, сколько ни сетуй, а делать работу все равно надо. То есть быстро собраться и топать проторенным маршрутом в больницу.
Что я и делаю.
День опять неимоверно солнечный. Может быть, из-за духоты, а может, из-за ночных бдений у меня вдруг начинается головная боль. А когда я сажусь в трамвай, простреливаемый навылет злобным солнцем (не хочется тащиться пешком несколько остановок), меня окончательно размаривает, и лишь непомерным усилием воли я удерживаюсь от дремоты.
