— Тебе давно уже эти прививки сделали? — спросил Юра.
— Первый раз — два года назад. Но тогда был неудачный препарат, очень недолго действовал, — охотно начала рассказывать Настя. — И второй раз — в начале этого года, уже вот эту «формулу эр», что и вам вкололи. Сейчас я её взбодрила…
— Ну и что это даёт? Конкретно тебе?
— Я вижу простым глазом все ловушки. Без приборов. И даже те, которые не ловятся приборами. Я понимаю, какие из них опасные, а какие — разряженные, одна видимость. На меня не действует вся эта психотроника. То есть действует, но не подавляет — просто болит голова, темнеет в глазах, и всё. Похоже, не действует псевдорадиация. Тут я сама над собой опыт поставила, ты только отцу не говори, ладно? — специально хапнула дозу, а потом сдала кровь на анализ. То есть до облучения сдала и после. Ни малейшей разницы. Я вот думаю, может, и выбросы на нас теперь действовать не будут?
— Может, сначала на кошках? — предложил Юра.
— Кошкам выбросы вообще по барабану, — сказала Настя. — Они от них бесятся, но и только. Мрут одни люди. И почему-то овцы. Козы, например, отряхнулись и пошли. Лошади, собаки, коровы — ну, маются, да, стонут, орут… А люди и овцы — вжмур. Непонятно.
— Может, и гравитация концентрированная действовать не должна? — предположил Юра.
— Может, — согласилась Настя. — Только пробовать боязно. А вот «песчаная ловушка» точно не берёт.
— А это что, я даже не слышал?
— Это такая штука… В общем, человек проваливается по щиколотку — и его там, под землёй, что-то начинает растворять. Причём безболезненно. Но он так погружается, погружается… Если выдернуть — ног нет, аккуратно слизаны. А я вот провалилась — и хоть бы хны.
— Так, может, это просто зыбучка была?
— Нет. Я же не просто так залезла, я пацана вытаскивала… Вовремя успела — всего лишь без ступней остался. «Песчанки» редко встречаются, но описания есть, ты внимательнее методички читай. Вот уж что-что, а они-то действительно кровью написаны…
— Настя, — спросил Юра, — а чем ты конкретно занималась в армии? То есть я понимаю: «исполняла приказы». Ты мне просто конкретные примеры дай, а?
— Мы в основном обеспечивали визиты всяких официальных делегаций, — сказала Настя. — Вся черновая работа — на нас, на армии. А этих делегаций на моей памяти штук пятнадцать было. И вот смотри: изучить маршрут, провешить маршрут, расставить секреты и заставы, обеспечить возможную эвакуацию… Больше всего хлопот было с виповскими охранцами из СБУ или там ФСО, ни хрена ни в чём не понимают, а суются везде и бычат со страшной силой…
— Понятно… — Юра поскрёб подбородок; кстати, надо бы побриться; забыл. — Наверное, ты у нас старшей будешь…
— Нет. — Она энергично помотала головой. — Леонид Ильич-с не позволят-с. Старшим, я думаю, будешь ты — у тебя и опыт армейский куда как хорош, и отцу ты очень приглянулся. Ты, говорит он мне, на него смотри и учись, как правильно службу служить… Это я подлизываться начинаю, если кто не понял.
— Но у тебя же опыт…
— Это наживаемо. Нет, отец меня долго ещё будет в чёрном тельце держать, я его знаю. Я его лучше знаю, чем он сам себя… ну да ладно. Как там твоя невеста?
— Да вроде нормально… надо будет попробовать позвонить сегодня — тут же протянут кабель?
— Конечно. Слушай, Юр, а где ты так стрелять научился? Я вроде бы не в последних была, но как увидела твои записи…
— Будешь смеяться — в основном в тире. У меня дядька был тренер по стендовой стрельбе, так что мне прямая дорога была в спортсмены. Только вот… ну, ты меня понимаешь. Сама, вижу, такая же.
— Нет, а правда: почему армия?
— Ф-ф-ф… Имей в виду: мысль изреченная есть ложь. Примерно так: назло матери. Она меня всё моё сознательное детство кодировала: что угодно, только не в армию, будем косить, вплоть до эмиграции… Ну и докодировалась: подал документы в военное училище. Наблюдал, как её корёжило. Потом раскаивался, конечно…
— Ты её не любишь?
— Вообще-то люблю. Но она меня всё время ломала. И вот в этом узком участке спектра — да, не люблю. Простить не могу… многого. И, в общем, рад, что настоял на своём. А у тебя, по-моему, всё наоборот?
— Да, я папенькина дочка… И тоже рада.
Всё это время, ведя разговор, Юра вспоминал совместные тренировки в гипносферах — нарабатывалась слаженность групп. Настя была, похоже, вполне надёжным партнёром, быстрым и точным бойцом, хорошо видевшим местность и понимающим момент. Придраться было совершенно не к чему. И в то же время Юра знал, что, будь его воля и формируй он группу сам, Насте в ней места не нашлось бы. Почему? — нет ответа. И сейчас Юра только ещё сильнее укрепился в этой своей уверенности. Иррациональное отторжение. Он вспомнил бывшего следака Серёгу: «Ты про это дело что-то настоящее знаешь, но при этом сам даже не чувствуешь, что оно в тебе сидит, это знание…» Но нет, здесь было что-то другое.
Ему вкололи третий и последний укол, он мгновенно уснул — и тут начался выброс. Юру, естественно, спустили в убежище, но ему снилось, что наоборот — его забыли наверху. Забыли одного. А он очнулся и не мог понять, что происходит. Чудовищной детализации был сон…
Всё было распахнуто настежь: двери, окна, люк в потолке. Неземной розовый свет проникал, казалось, даже сквозь стены. Юра встал, натянул штаны и бушлат, обулся. Ботинки были не армейские, как принято, а полуспортивные: высокие мягкие чёрные кроссовки на меху с цифрами «16» на язычке. Что это значило, Юра не знал.
Сквозь него прокатывались какие-то волны — ощущение было похоже на то, как если на концерте встать у раструба колонки. Нельзя сказать, что неприятно, однако тревожно.
Юра подошел к двери.
Небо на глазах превращалось в воспалённую открытую рану. Оно сминалось влажными складками, и тут же из складок начинала сочиться кровь и густыми потоками устремляться к земле. Где-то по краям, над горизонтом, проступали осколки костей. Несколько солнц быстро летали позади неба, просвечивая его навылет, и тогда в рубиновом светящемся желе становились видны какие-то жилы, длинные тонкие кости, похожие на стволы старого бамбука, суставы, плотные пульсирующие органы…
Почему-то совсем не было страшно.
Волны, проходящие сквозь тело, приподнимали его и опускали, приподнимали и опускали.
Юра вышел наружу.
Рубиновый свет объял его целиком; коже он казался мягким и влажным, как язык щенка.
Сразу за медпунктом начиналась спортплощадка: турники, брёвна, муляж стены трёхэтажного дома… Почему-то сейчас эти обычные предметы выглядели чрезвычайно добротными, сваренными и сколоченными на века. Зато земля, в которую были врыты трубы и столбы, казалась размытой и подрагивающей.
