слегка завибрировала обшивка. И судно медленно двинулось прочь.
— Так как ты к ней относишься, Виктор? — повторил свой вопрос барон, потерев лоб.
— Ну-у-у, — замычал я, собираясь с мыслями. — Ежели, как к другу, то вертел я таких друзей на…
— Виктор! — повысил голос аристократ и по самые гланды нанизал меня на строгий взгляд. — Ты не в подворотне. Имей уважение к старшему поколению. Да и вообще… прекращай выражаться так, словно тебя растили уголовники в катакомбах Велибурга.
— Ладно, — покорно вздохнул я и посмотрел на свои ногти. Под ними чернела грязь. И где это я успел извозиться? — Мне вполне понятно, куда вы клоните, господин барон, но не ясно, как вы думаете провернуть замужество маркизы? Я, знаете ли, сегодня снова не проснулся даже самым захудалым дворянином. Или у вас есть какой-то козырь в рукаве? Может, Эдуард какой-нибудь Крысиный король? Или Марк на самом деле потомок древнего аристократического рода?
— Нет, эти двое точно не имеют никакого отношения к благородным фамилиям. А вот ты… ты, скорее всего, имеешь толику голубой крови, — задумчиво проговорил Люпен, снял сюртук и аккуратно повесил его в шкаф. — Ежели мы сможем отыскать твоего отца и заставить признать тебя своим сыном, то вполне вероятно, что ты станешь дворянином. А в новом статусе ты уже сможешь претендовать на руку маркизы. И мне мыслится, она вполне может и согласиться.
— Ох, ваша милость, иногда мне кажется, что вам стоит не наукой заниматься, а писать приключенческие романы с сильной любовной линией, — усмехнулся я и тоже снял верхнюю одежду. Только в отличие от барона я её повесил как попало. — Вы представляете насколько сложно найти моего распутного папеньку? Он уже мог сто раз околеть. А даже, если мы каким-то чудом разыщем его, то с какой стати ему признавать своим сыном ребёнка от прислуги? Может, меня вообще зачали мимолётом где-нибудь в кладовке? У него таких детей может быть вагон и маленькая тележка.
— Да, может и так. Но деньги и давление вполне могут заставить твоего отца признать тебя, — спокойно проговорил Люпен, который, похоже, не собирался отказываться от своей идеи, попахивающей фантастикой. — А найти мы его сможем с помощью лорда Пена. Он же знает менталиста, который был у него в гостях за девять месяцев до твоего рождения.
— Вот те раз! — всплеснул я руками. — Вы всерьёз думаете, что лорд Пен всё нам честно расскажет?
— На него тоже можно как-то повлиять или заключить сделку. А на крайний случай всегда остаются твои способности. Твой уровень заметно подрос, поэтому стоит подтянуть практику — и у тебя появится шанс проломить всю ментальную защиту лорда Пена и посмотреть его воспоминания, — разложил всё по полочкам химеролог, вытянулся на койке и уставился в потолок.
— Ладно, — выдохнул я. — Предположим, мы всё это умудрились провернуть. Сделали меня дворянином. Однако стоит ли овчинка выделки? Нет, конечно, я, безусловно, достоин того, чтобы стать дворянином. Но вы уверены, что Император не отберёт у Меццо всё имущество? Зачем мне жена, привыкшая жить в роскоши? Чтобы я всю жизнь гнул спину, ради удовлетворения её потребностей? Это она сейчас растерянная и благодарит за любое тёплое слово. А как придёт в себя, так мигом вспомнит, что является ярой суфражисткой.
— Вряд ли Император лишит её всего имущества. Всё-таки Меццо — старый род, который много сделал для Гардарики. Но Ройтбурги и другие стервятники, конечно, урвут свои куски. Однако маркиза всё равно останется состоятельной невестой.
— Ну, это если её братья погибли и на оставшееся имущество не будет претендовать какая-нибудь вода на киселе, вроде троюродных братьев двоюродной бабушки по линии матери, — пробурчал я. — Да и не настолько она мне нравится, дабы жениться на ней.
— Виктор, послушай, — вздохнул учитель, и в его глаза мелькнула ностальгия. — Будучи гораздо более молодым человеком, чем сейчас, я вынужден был жениться на девушке, которую мне подобрал отец. И в ту пору моя натура была не такой спокойной, как нынче. Я воспринял в штыки эту свадьбу, но вынужден был покориться воле отца. Естественно, что весь свой гнев я перенёс на жену. Мне тогда было невдомёк, что она такая же жертва, как и я. И вот потянулись дни после женитьбы. Я проводил всё своё время в лаборатории, а она — в библиотеке, заботах о страждущих и на церковных службах. Мы мало видели друг друга, но постепенно стали вместе завтракать, обедать и ужинать. И ты знаешь что? Спустя год я понял, что она — та самая. Между нами вспыхнули чувства. Настоящие, страстные, а не как у Вероники. Но она очень быстро ушла от меня к своему богу.
Барон печально вздохнул. А я ощутил горечь в груди и глухо сказал:
— Печальная история. Но намёк я понял. Надо подумать.
— Думай. У тебя есть время до прибытия в Америку. А уже там мы сможем узнать последние новости из Велибурга. От них-то и будем отталкиваться. Ежели Император лишит маркизу всякого права на наследство, то весь мой план не стоит и выеденного яйца.
— Эт точно, — поддакнул я и сонно зевнул.
Надо бы покемарить, а то ночка выдалась та ещё. Надеюсь, в моей жизни ничего такого больше не будет. Приключения хороши на бумаге, а в реальной жизни они зело утомляют.
Я ещё раз зевнул. На сей раз широко, раззявисто. И заслужил укоризненный взгляд Люпена. Виновато ему улыбнулся, лёг набок, отвернулся к стене и мгновенно заснул, точно кто-то пустил по моим венам энное количество наркоза.
Сперва моё сознание блуждало в кромешной темноте, но потом она сменилась изрезанной трещинами тёмно-коричневой равниной. Сухой, сильный ветер гонял колючую пыль. А низкие, перекрученные неведомой силой одинокие деревца из последних сил цеплялись за мёртвую землю белёсыми корнями. Небо сплошным ковром заволакивали мрачные, чёрные тучи. Сверкали ветвистые молнии и гремел раскатистый гром. А я в виде бесплотного духа завис возле овального входа в подземную кишку. Она полого уходила под равнину и где-то в глубине её играли отблески пламени.
Размеры входа позволили бы мне протиснуться внутрь. И я уже собирался это сделать, но тут моё внимание привлекли пронзительные писки. Очень знакомые писки.
Над равниной летело громадное существо, напоминающее нетопыря с трёхметровым размахом крыльев. Он гнался за лохматым человеком в засаленной набедренной повязке, будто бы сделанной из половой тряпки. Туземец мчался, как перепуганный сайгак, и в его мускулистой руке красовалось копьё