потерял сознание. «Ну вот и всё. Щас задохнусь» — была последняя мысль. Он уже не видел, как из пола выросли два щупальца, и Гаврюша осторожно, стараясь не доломать, передвинул безвольное тело к скафандру. Тремя неловкими толчками он-таки запихнул ноги в предусмотрительно разложенную живую ткань, после чего та быстро обтекла бессознательную тушку. Очнулся Герман от ярких надписей, светивших в глаза — это на забрале высветились повреждения пользователя.
— Да уж, — пробормотал парень. — Как говорится, тяжело собирать выбитые зубы переломанными пальцами. И ведь только вылечился! Зашибись. Просто зашибись. И пополз в реакторную, стараясь не задевать ничего ногами. С ними как-то неудачно получилось в этот раз — сломались сразу обе кости, даже скорее раздробились. И на довольно большом протяжении.
«Это у меня теперь не ноги, а щупальца, — печально подумал Герман. — Гнуть можно в любую сторону. Хорошо, что скафандр жесткий!»
— Эй, Ле Жнев! Ты в курсе, что можешь умереть без лечения? — раздалось в наушниках.
— Правда? А я и не заметил, — прошептал Герман.
— У тебя множество переломов, судя по показаниям скафандра, — добавил учёный.
— Серьёзно? Вот незадача!
— Что ты делаешь?
— Ползу, не понятно, что ли?
Ивар озадаченно замер. Герман сжалился. Тем более, он заметил, что разговоры помогают немного отвлечься от досады на в очередной раз попорченную тушку.
— Мне надо зарядить орудие. У реактора достаточно энергии, надо только протянуть энерговод.
— Что за странный у тебя ликс⁈ Какой такой реактор⁈
— Да дикий у меня ликс, дикий, — Гаврюша уже выпустил его, так что теперь Герман полз внутри собственноручно сляпанной скорлупы. Гравитации не было, что здорово облегчало жизнь, но даже так каждое движение вызывало не боль даже — её после ударной дозы анальгетиков Лежнев не чувствовал, а мучительный приступ дурноты. — Я, чтоб ты знал, вообще не киннар. Прилетел к вам ненадолго, чисто подругу забрать, которой вы наверняка уже память стёрли. И вот уже второй раз в ваших краях меня всего переламывает! Даже у технофанатиков так паршиво не было. Хотя… — Герман вспомнил недавние приключения, — не, там тоже паршиво было. Неприветливая у вас галактика.
Молчание было ему ответом. Ивар, кажется, не ожидал таких откровений и теперь лихорадочно соображал — это собеседник сошёл с ума из-за многочисленных травм, или в самом деле правду говорит?
— Ты говоришь правду или это всё придумал?
— А это уж как тебе больше нравится, — фыркнул Герман. — Чёрт. Забрало кровью забрызгал.
— Зачем же ты собираешься забрать этого свободного пилота, если уверен, что у неё нет памяти? Это ведь практически другой человек! Личность совершенно иная.
«Вот тебе сейчас это интереснее всего?»
— Да плевать. Даже если она без памяти, она всё равно остаётся Тианой ди Сонрэ. Я ей обещал, что вытащу, даже если такое случится. И вообще, русские своих не бросают.
«А ещё я её люблю. Но тебе об этом говорить не буду — всё равно не поймёшь».
— Я не понимаю. В таком случае, почему вы решили мне помочь?
— Ну, сейчас я тебе помогу. А потом ты мне поможешь. Я тут как раз в центр реабилитации ликсов лечу, надо одного тихохода украсть.
— Я не стану помогать чужаку, который явно враждебно относится к моему народу! И то, что лично меня ты спас, ничего не меняет!
— Ого! А ты не такой деревянный, как другие, которых я встретил! — удивился Лежнев. — Но ты не переживай, всё равно поможешь. Я разрешения спрашивать не буду.
Он как раз добрался до реакторной, и теперь тянул энерговод к сбруе Гаврюши, чтобы подключить зарядку. «Вот какого хрена я это сразу не сделал⁈ У меня энергия даже лишняя. Что, раньше подстраховаться в голову не пришло? У тебя же, блин, никогда не бывает непредвиденных сложностей, всегда всё по плану, правда⁈ И перестраховываться не нужно! Ну чо, ползай теперь с ногами-желе». Парень был сильно раздражён, потому что случайно задел пострадавшей конечностью какой-то угол, и это было ну очень больно. Даже несмотря на анальгетики.
Ивар там тем временем пытался выяснить, с чего это чужак так уверен, что учёный ему поможет, но Герман не отвечал — слишком был занят. Тянуть себя и энерговод оказалось вдвое сложнее, чем просто тянуть себя. Ивар ещё чего-то там говорил, но Герман особо не прислушивался. Важный момент — нужно было правильно подключить контакты. Вообще-то мариги устроили вполне удобные коннекторы вроде компьютерных розеток, вот только вилкой-то парень заранее не озаботился. Пришлось колхозить какую-то самоделку, чуть ли не синей изолентой провода обматывать, да ещё в таком отвратительном состоянии — скафандр панически отсчитывал последние минуты нахождения пользователя в сознании, и периодически раскрашивал красным на схеме ещё один отказавший совсем орган.
— Вот медицина у вас хорошая, — признал Герман, когда индикатор на плазменной пушке начал весело заполняться. — Вот это вы молодцы. Если дотяну до медкапсулы, то даже спасибо скажу. Хотя у нас, например, меня бы уже в холодильник засунули. А в остальном — дерьмо. Иначе от вас свободные пилоты не мечтали бы улететь даже после потери памяти.
— У нас справедливое общество! — возмутился Ивар. — Самое справедливое! Чем больше пользы ты можешь приносить обществу, тем больше тебе почёт и уважение.
— Угу. Только вот пользу вы как-то по-идиотски определяете. — Герман уже на последнем издыхании тянулся обратно к Гаврюше. — Если у человека мозги от симбионта не атрофировались, и критическое мышление не совсем сдохло, то всё — бесполезный. Отправим его в солдаты и постараемся, чтобы он там сдох побыстрее, даже войнушку специальную придумали. А ещё будем всех, кто вас защищает… пусть и от выдуманного врага… клеймить убийцами. Прекрасное общество, даже не знаю, что может быть лучше!
— Это всё глупость и преувеличение! — слегка растерянно ответил учёный. — Солдаты бесполезны не потому что они солдаты….
Дослушивать этот бред Лежнев не стал — он уже был в полости внутри Гаврюши, и теперь готовился к очередному сеансу самоистязания. Скоро нужно будет снимать скафандр, а после этого уходить в слияние. «Интересно, я этот процесс переживу?»
— Слушай, Ивар. У вас ведь есть какой-то стандартный план действий на случай эпидемии? — уточнил парень.
— Для пустых систем — нет. Предполагается, что флот, при обнаружении угрозы, самостоятельно ограничит вход в систему для других кораблей, и будет заниматься спасательными работами.
— А для населённых? Если на планете что-нибудь такое вылезет?
— Конечно, есть! Очень строгие меры, вплоть до изоляции системы на десятки лет до полного устранения угрозы. Но такого развития событий стараются не допустить любыми способами.
— О, вот и отлично. Вот так ты мне и поможешь, — и отдал команду на снятие скафандра.
Кажется, он всё-таки потерял ненадолго сознание — очнулся уже в слиянии. Ивар продолжал что-то встревоженно верещать. Герман, не обращая внимания на его вопли, продолжил методично расстреливать огрызок корабля. За несколько часов от него действительно осталась только защитная капсула — что-то вроде большого такого яйца. Ещё час на то, чтобы сжечь крупные и мелкие обломки — не за чем за собой мусорить, и они начали погружаться в корону звезды.
«Потерпи, дружище, — мысленно упрашивал Лежнев. — Знаю, что больно, но нужно же очистить эту дрянь. Мы же не хотим на самом деле устроить киннарам эпидемию? Да и мы с тобой на всякий случай продезинфицируемся!»
Гаврюша изо всех сил транслировал, что он точно не допускал до себя никаких кусочков страшной, светящейся мертвенным светом гадости, но Герман был неумолим. Больно, но нужно. Просто на всякий случай.
Ровно десять минут они плыли и пылали в разреженных языках плазмы, потом на всех парах рванули прочь. Больше оставаться в этой системе Герман не собирался. Несмотря на все неприятности, он был доволен, что ему встретился этот заражённый корабль. «Нас ведь там наверняка ждут, Гаврюш, — объяснял парень. — Так на шару проскочить, как на базу флота уже не получится. Они, конечно, пентюхи полные, но не совсем идиоты, а мы показали, что договориться с нами на их условиях не получится. Так что думаю, нас будут ловить. А тут такая неожиданность — опасность заражения. Нам главное до Кусто добраться, а там уже как-нибудь выберемся. И тебя подлечим, и меня тоже».
Гаврюша там, в глубине сознания, сигнализировал, что он и сам подлечится. А вот маленький старший опять весь сломанный. Жалко маленького старшего.
Путь до искомой системы Герман толком не запомнил — слишком торопился, наконец, добраться
