«Софал» взял свой первый трофей!
Я бросился в середину толпы возбужденных воинов на главной палубе. Должно быть, у меня был довольно жалкий вид, так как я истекал кровью, но люди встретили меня громкими криками восторга. Как выяснилось позже, мое отсутствие было замечено и произвело плохое впечатление, но когда бойцы увидели, что я появился с неопровержимыми доказательствами храбрости, положение мое среди них чрезвычайно укрепилось. Мои раны, три царапины, сыграли свою роль, но и они мало чего стоили, если бы не обильная кровь на моем обнаженном мече. Вот это произвело огромный эффект.
Мы быстро согнали в кучу и разоружили наших пленников. Камлот со своим отрядом освободил вепайцев и переправил их на «Софал». Это были почти сплошь женщины, но я не видел их в момент освобождения, так как занялся другими делами. Могу, однако, представить себе счастье Камлота и Дуары при встрече, на которую Дуара, вероятно, уже не надеялась…
Вскоре все нужное нам вооружение перенесли с «Совонга» на «Софал», оставив только самое необходимое для офицеров захваченного корабля. Работой руководил Кирон, а исполняла ее наша команда, тогда как Ганфар с пленниками переправлял на «Софал» излишки продовольствия. Когда все закончилось, я приказал выкинуть за борт все пушки «Совонга». Последним актом этой драмы был перевод сотни недовольных с «Софала» на «Совонг» и представление им нового командира, которого я и поздравил.
Он был не слишком-то этим доволен, и я его не осуждаю. Наши пленники тоже не были довольны. Многие умоляли оставить их на «Софале», но у меня уже и так было больше людей, чем нужно для задуманного плавания и захвата кораблей. К тому же каждый из них мог поставить под угрозу какую-то часть или весь мой замысел, и я брал лишь тех, в чьей верности и сотрудничестве был абсолютно уверен. Остальные были бесполезны и даже вредны.
Очень странно, но Каджи оказался самым упорным. Упал на колени и умолял оставить его на «Софале», обещал такую верность, какую никто не обещал до этого. Но у меня было достаточно времени, чтобы узнать Каджи, и я остался непоколебим. Тогда он поклялся всеми предками, что будет со мной, если даже это займет целую тысячу лет.
Вернувшись на «Софал», я приказал отцепить абордажные крючья, и вскоре два корабля уже продолжали каждый свой путь, «Совонг» — в ближайший порт тористов, «Софал» — к Вепайе. Теперь можно было оценить потери: четверо убитых и двадцать один человек раненых. Потери команды «Совонга» оказались неизмеримо больше.
Большую часть оставшегося дня я вместе с офицерами формировал личный состав «Софала», планировал его действия. В этой работе Кирону и Ганфару не было цены. И только после обеда я смог проверить положение освобожденных вепайцев. По свидетельству Камлота, никому из них на борту «Совонга» не было причинено вреда.
— По-видимому, отряды получили приказ доставить женщин в Тору целыми и невредимыми и создать им в пути хорошие условия, — объяснил он. — Они предназначались для более важных персон, чем корабельные офицеры и корабельная охрана. Однако Дуара рассказала, что капитан сделал ей предложение. Если б я знал об этом, когда был на «Совонге», убил бы его вот этой рукой!
Тон Камлота был резок, и сам он выказывал признаки необычайного возбуждения.
— Успокойся, — попросил я. — Дуара отомщена.
— Что ты хочешь сказать?
— Я убил капитана.
Камлот хлопнул меня ладонью по плечу, глаза его загорелись.
— Снова ты совершаешь бессмертные подвиги! — воскликнул он. — Я хотел бы сам убить чудовище во имя Вепайи, и хотя не смог сделать сам, счастлив, что сделал ты, Карсон, а не кто-то другой.
Он придавал слишком большое значение действиям капитана «Совонга», а ведь тот не причинил Дуаре никакого вреда, но я понял, что любовь вызывает в человеческой душе странные превращения: оскорбление девушки в глазах влюбленного может трансформироваться в масштабы национального бедствия.
— Ну, теперь все кончилось, — утешил я его, — и твоя возлюбленная вернулась к тебе целой и невредимой.
От моих слов он пришел в ужас.
— Моя возлюбленная! Именем предков всех джонгов! Ты не знаешь, кто такая Дуара?
— Очевидно, девушка, которую ты любишь, — предположил я. — Но кто же она?
— Конечно, я люблю ее. Все вепайцы любят ее: она дочь царствующего джонга Вепайи.
Если бы он объявил о присутствии на борту богини, его голос не мог быть более почтителен. Я сделал вид, что поражен, лишь бы не оскорбить его.
— Будь она твоей девушкой, мне было бы куда более приятно участвовать в ее освобождении.
— Что ты говоришь! — воскликнул он. — Остерегайся, как бы другие вепайцы не услышали подобные слова! Ты рассказывал мне о божествах того странного мира, из которого явился; так вот, персона джонга и его детей значит для нас примерно то же — они священны.
— Тогда они священны и для меня, — заверил я.
— Кстати, хочу обрадовать тебя. — вепайцы рассматривают это как высокую честь. Дуара хочет видеть тебя, чтобы лично поблагодарить. Это, конечно, не по правилам, но иногда обстоятельства делают приверженность к обычаям и этикету нашей страны непрактичной, если не невозможной. Несколько сот человек уже видели ее, многие говорили с ней, и почти все были врагами, так что ничего плохого не случится, если она увидит своих защитников и поговорит с ними.
Не понимая, куда он клонит, я согласился и сказал, что отдам дань уважения принцессе, прежде чем кончится день.
Дел у меня было по горло и, если говорить честно, предстоящий визит не очень волновал. Скорее я опасался его, не слишком желая склоняться ниц перед королевской особой, но решил, что в знак уважения к чувствам Камлота выполню долг как можно скорее. Закончив самые неотложные дела, направился к каюте Дуары, расположенной на второй палубе.
Амторцы не стучат в дверь, они свистят. По сравнению с нашими обычаями это, пожалуй, более удобно. Каждый имеет индивидуальный сигнал. Стук информирует, что кто-то желает войти; свист же сообщает и о том, кто стоит за дверьми.
Мой сигнал был очень прост: высокая длинная нота, две короткие низкие. Стоя перед дверью в каюту принцессы, я думал не о ней, а о другой девушке, которую встретил далеко отсюда — в Куаде, городе на деревьях, в Вепайе. Ее я часто вспоминал, хотя видел всего два раза, лишь один раз говорил и сразу признался в любви, пришедшей внезапно.
В ответ на мой свист мягкий женский голос пригласил войти. Я шагнул внутрь и очутился лицом к лицу с принцессой Дуарой. Ее глаза расширились, и легкий румянец вспыхнул на щеках.
— Ты! — воскликнула она.
