оказалась вполне хороша, как и утверждал покойный Болотов.
– Бог простит, – махнул рукой молодчик. – Жрите ужо побыстрей, шо ли. Уходить надо.
– Куда спешить, – невозмутимо возразил блондин. – Отдохнем, сил наберемся. Этот господин не опасен.
– Я б его таки шлепнул, благородие, – не согласился молодчик. – Мало ли шо. Да и дружки его заждались ужо. На небесах. А уходить по-любому надо.
– Уйдем. Хотя, если верить этому господину из Москвы, неизвестно куда мы отсюда угодим.
– Куда-нибудь да угодим. Жратвы теперь завались. Пушки хорошие, патронов много. Не пропадем.
– Ладно. Вы обещали мне кое-что рассказать, Полина, – обернулся к девушке блондин.
– Да, – Полина опустила голову. – Только я подумала: наверное, лучше вам этого не знать, Николя.
* * *
Полгода назад Полина Гурвич, солистка одесской оперы, а заодно агент французской разведки, была приглашена на прием, который давал новый градоначальник. Прием – громко сказано, попойка отличалась от кабацкой лишь размахом. Самогон рекой, крики, сальные взгляды… Тем не менее требовалось отсидеть за столом положенное, «сделать уважение» новой власти. Полина и сидела, до тех пор пока не увидела, как в залу входит человек, материалы на которого она собирала. Человек, так же как и она, работал на «Второе бюро», но потом открестился и сдал прежним властям полевых агентов. Полина встречалась с ним дважды, передавала документы и фотографии. Рыхлый, мордастый, запитый – этот человек всегда вызывал у нее брезгливость.
– Кто это? – поинтересовалась Полина у соседа по столу, взглядом указывая на мордастого.
– Лев Николаевич Задов, градоправитель наш.
На секунду взгляды Гурвич и Задова встретились, затем градоначальник отвернулся. Через десять минут Полина бежала с приема через окно в дамской комнате.
* * *
– Уходим, – Моня навьючил на себя рюкзак с провизией. – Показывай вход, сволочуга, – махнул он стволом перед носом Шадрина.
– Я м-мог бы, – профессор запинался от страха, – м-может быть, э-э. Если в-вы останетесь… Ок-казать вам протекцию.
– Вот уж не стоит. – Блондин заткнул за пояс револьвер Болотова, подумав, приладил по соседству пистолет Лешко. – Кстати, почему у вас пришлых расстреливают?
– Н-не знаю. Но д-думаю…
– Ну-ну, смелее, – подбодрил блондин.
– Думаю, потому, что к-крамола заразна. У н-нас, видите ли, нет анархистов, эсеров, н-националистов…
– А евреи есть? – хмуро осведомился кучерявый Моня.
– У нас г-говорят «жиды». Жиды есть.
– Шлепнул бы я тебя, – мечтательно поведал Моня. – Ладно, живи. Показывай, хде вход.
* * *
Страшным выдался год тысяча девятьсот девятнадцатый от Рождества Христова, а следующий, девятьсот двадцатый, еще страшнее.
Шестая армия Южного фронта под командованием товарища Фрунзе готовилась к прорыву через Сиваш, начало которого, по слухам, ожидалось со дня на день. Бойцы Третьего краснознаменного полка Моисей Перельмутер и Николай Краснов сидели у общего костра, молчали, прислушивались к разговорам.
Был боец Перельмутер невысок, плотен, по-коршуньи носат и мелким бесом кучеряв. Еще был он немногословен, неприветлив и вечно небрит. И было в нем вороватое что-то, лихое, бандитское. Прошлое свое скрывал, и что связывало его с широкоплечим, до ассирийской темноты смуглым Красновым, оставалось неизвестным. Батальонный комиссар давно присматривался к обоим и пролетарским чутьем распознавал если не врагов, то в лучшем случае попутчиков. Мутных, временных. Ставить их к стенке, однако, комиссар не спешил. Храбрости был боец Перельмутер необычайной и отваги отчаянной… А Краснов, тот стрелял. С двух рук, на звук и навскидку, не меняясь в лице, не целясь и не промахиваясь. И таскал за собой бабенку. Тоже мутную, как и он сам, хотя и смазливую. И кем ему та бабенка доводилась – неизвестно. Вроде бы спали, как муж с женой, вместе, а на людях друг дружке «выкали».
– Всякое бывает, – прихлебывая чай из алюминиевой кружки, степенно рассказывал Ванька Глебов, бывший черноморский матрос. – Вот случай был. Встали мы на якорь возле городишки одного. Названием Новый Афон. А был у нас на коробке один местный, все пещеры нахваливал. Хорошие, дескать, пещеры, красоты необыкновенной. Давайте, мол, слазаем. Уговорил. Отпросились мы на берег впятером, на сутки, и в те пещеры полезли. В общем… – Глебов замолчал.
– Ну, дальше что было? – подбодрил рассказчика Краснов.
– А дальше чертовщина началась. Полезли мы туда впятером, а вернулись всего двое. Остальные как под землю провалились. Искали мы их потом трое суток.
Пока еще двоих недосчитались. Тоже как сквозь землю. Раз – и нету людишек. Как не бывало.
– Как, говоришь, городишко тот назывался? – угрюмо спросил боец Перельмутер.
– Новый Афон, а что?
– Да так.
Той же ночью бойцы Перельмутер и Краснов исчезли из расположения Третьего краснознаменного полка Шестой рабоче-крестьянской армии Южного фронта под командованием товарища Фрунзе. И бабенка красновская с ними сгинула. Комиссар, которому доложили утром, затвердел лицом, выматерился пространно. Зря не прислушался к классовому чутью, к пролетарскому, и всех троих не расшлепал.
* * *
– Уходить надо, – хмуро сказал Моня Цимес, когда, пробравшись по лесной тропе, оставили позади полковой обоз. – Дрек эта, как ее…
– Реальность, – подсказал Краснов.
– Она. Хде искать этот Афон, благородие?
– Новый Афон на Кавказе, – ответила за Краснова Полина. – Только я думаю, ни к чему нам туда. Все они друг друга стоят. Реальности.
– Пожалуй, да, – невозмутимо согласился Краснов. – Есть конкретные предложения, Поля?
– Есть. Можно уехать, эмигрировать.
– Куда же?
– В Париж. Попробуем пожить там. К тому же под городом есть катакомбы. Вернее, были. В нашей реальности.
– Значит, должны быть и здесь. Хорошая идея, мне по душе. Ты, Моня, как?
Моня Цимес помолчал. Угрюмо поворошил палую осеннюю листву носком сапога.
– Разойдемся, – предложил он. – Вы ехайте себе в Париж, а я пойду.
– Куда ты пойдешь?
– Не знаю. Можа, в Афон. Можа, в Одессу вернусь. Можа, еще куда. Хочется пожить красиво.
– Красиво здесь не получится.
– Тогда как получится.
– А нас, выходит, бросишь? – Полина подошла, положила ладонь Моне Цимесу на предплечье. – Как мы без тебя? Ты ведь наш… – Полина замялась и смолкла.
– Талисман, – подсказал Краснов.
– Да. Наш с Николя талисман.
Моня засопел, нахмурился.
– В Париже евреи есть? – спросил он, глядя в сторону.
– Евреи? Есть, конечно, евреи везде есть.
– Ну, тогда ладно.
II. НФ – это очень весело…
Дмитрий Казаков
Пойте, струны!
Мы живем ради мгновения, когда заключенный в нас бог проснется. Но даровано оно немногим.
Тарн Вегиец
Консоль вызова у меня настроена так, что и дохлого поднимет.
Вот и в этот раз когда заорала, стены моего кораблика вздрогнули, ну и я вместе с ними. Сел на кровати и взгляд на экран. Что там –
