бросать, а что уничтожать, чтобы не досталось кому-то другому.
— Я еще раз приношу прощения за своего помощника, — второй корп наконец спустился с траппа, и двинулся к нам, осторожно обходя мертвецов в лужах крови.
Прилизанный к этому моменту куда-то исчез, подозреваю поднялся на борт ховера по знаку босса, чтобы не мозолить разозленным наемникам глаза лощенной физиономией.
И это тоже своего рода проверка, — понял я. Сначала выпускают наглого индюка, смотрят какая следует реакция и от этого уже действуют: либо давять, подгребая под себя все лакомые куски, либо сдают назад и ведут бизнес честно. По крайней мере так как это сами корпоранты считают.
Хитрозадые дельцы, никогда не стоит забывать с кем имеешь дело. Для них прибыль всегда на первом месте, все остальное вторично. Если удастся сбить цену и немного сэкономить — они всегда это сделают, даже если подставят на время своих.
Подумаешь вывихнутая рука, зато за свое «самопожертвование» прилизанный щеголь наверняка получит неплохую премию. Хотя фокус и не прокатил, свою роль он сыграл на отлично.
Прав был Шекспир: весь мир театр, а люди в нем актеры. Как же болит голова, прямо раскалывается, убить что ли всех этих хитрозадых ублюдков, может станет полегче…
— Я вижу вы полностью выполнили условия контракта. И это хорошо, — воодушевленно произнес старший корпорант, глаза его при этом продолжали оставаться холодными, настороженно следя за нашей реакцией на разыгранный только что спектакль.
С моей стороны последовал небрежный кивок, мол все понимаю, предлагаю забыть мелкий инцидент и вернуться к делам.
Старик (хотя какой старик, мужику лет пятьдесят, не больше), тоже медленно кивнул.
— Сэр, мы нашли ренегата, — к нему подскочил один из сопровождающих, стоило напряжению схлынуть.
Хорошие работники, тонко чувствуют моменты, когда можно соваться, а когда лучше постоять в стороне, пока высокие договаривающиеся стороны приходят к консенсусу.
— Несите сюда, — старший корп вопросительно посмотрел на меня. — Вы позволите? — он на секунду споткнулся, потом все же добавил: — Милорд.
Я снова кивнул. Собеседник с извиняющей улыбкой развел руками.
— Вы уж извините, нас непросвещенных, мы люди грубые, простые, не привыкли к общению с такими как вы, — несмотря на улыбку, глаза его оставались холодными и напряженными. Он остро смотрел на меня, пытаясь просчитать дальнейшую реакцию.
С представителями кланов обычные люди редко имели дела, особенно с наследниками древней крови, для этого имелись посредники, из той же самой деловой среды, но работающие на магические семьи. Тем проще найти общий язык.
Одаренные отличились от не имеющих магический дар. Другая психология, другая этика и мораль, а главное отношение к другим людям. Отпрыски Старых семей в этом отношении ушли еще дальше.
Что для обычных людей табу и неприемлемо в любом виде, для одаренных рядовое явление, не стоящее упоминания. В частности коробило простых обывателей отношение магов к собственным детям. Особенно у Старшей крови. Философия жесткого отбора, искусственно направленной эволюции и процесса евгенических родовых программ вызывал у обывателей стойкое неприятие. Они не могли понять, как возможно такое. Программировать собственное потомство для выведения более сильных поколений, не оглядываясь на этику и мораль. Это было верхом непонимания. И от того возникал подсознательный страх. А вместе с ним и некое подсознательное преклонение от понимания того, что кто-то на такое способен — действовать настолько жестко, насколько это необходимо, невзирая ни на что.
Вот что простых людей пугало в магах, не столько сила, столько решительность ее сохранить, а главное преумножить, чтобы Сила крови жила в потомках.
Я понял это внезапно, словно с глаз спали шоры. Корпорации, получившие на вооружение высокие технологии, при желании сообща смогли бы свергнуть власть кланов. Да это обошлось бы большой кровью, и скорее всего политическая карта мира значительно изменилась бы после, но это было возможно. Но они не делали этого, потому что подспудно считали себя все еще ниже. Не из-за магической силы (хотя из-за нее тоже), а из-за стальной воли, что двигала колдовские семьи вперед.
Им просто не хватает решимости, — внезапно понял я, вглядываясь в лицо старшего корпоранта из трофейной команды. В его глазах кроме настороженности и страха присутствовало едва уловимое осознание острой зависти и чувства собственной ущербности. Он хотел стать одним из нас, но где-то в глубине души понимал, что никогда не сможет. Не сможет относится к своим детям с такой же холодной отстраненностью, не сможет отрекаться от них, если они не оправдают ожиданий, не сможет отдавать на откуп их будущее генетикам клана, заранее подбирающих подходящую пару.
Сила и воля сметает любые преграды. У них есть сила, но нет воли. Они не готовы пожертвовать всем, пойти до конца, рискуя собственным уничтожением. А кланы готовы. И поэтому они до сих пор находятся на вершине власти.
За тысячелетия своей истории Старые семьи поняли простую истину: либо ты идешь до конца и обретаешь величие, либо останавливаешься и уходишь в безвестность. Иного выбора не дано.
— Мы нашли его, — два бойца подтащили мертвого ренегата.
Маг оказался мужчиной средних лет с щегольской бородкой и редкими волосами цвета застарелой ржавчины. Носил отступник комбез военной модели популярного оружейного производителя. Дороже моего. С дополнительными вставками пластины и продвинутой системой терморегулирования с герметичными застежками. Заботился о собственной безопасности, ублюдок. Но ему это не помогло.
Интересный нюанс: раны две, хотя выстрелов было пять. Значит три пули сгорели в ближней защите. Силен, бродяга, раз успел даже в такой момент выставить щит. Ведь точка пробоя пространства выходила как раз за его личным защитным коконом. И все равно, сумел среагировать.
Он действительно был очень хорош. Повезло, что сумели убить его раньше, чем он убил нас.
Корпорант навел на труп камеру служебного планшета. По лицу мертвеца пробежали невидимые лучи, сканируя и воссоздавая трехмерный образ. Полученная картинка отправилась в поисковый запрос через ГлобКом.
— Хмм, — корп удивленно приподнял бровь, подняв на меня глаза. — Довольно неожиданно. Система идентифицировала его как Арни Дюбуа, больше известного как Лионский душитель.
Я пожал плечами, оглянулся на Карла, гвардеец молча покачал головой: первый раз слышу.
Корпорант пояснил:
— Преступник, разыскиваемый властями Первой Франской Империи. Если программа распознавания не врет, за ним уже долгое время охотились, обвиняя в многочисленных убийствах.
— Душитель? Больше подходит для какого-то маньяка, — хмыкнул я.
— Он и был маньяком в своем роде, только использовал магический дар для убийств. Его фирменным подчерком было удушение жертв
