- Конечно, - Черный даже не смотрел на меня, и я понял, что он думает о чем-то своем, не желая разговаривать. Я замолчал.
Прошло еще полчаса. Зендера не было, а с неба вновь посыпалась крупа. Вот только это была явно не крупа.
- «Жгучий пух»! - вскричал я.
Мы натянули противогазы и уткнулись в землю. «Жгучий пух» летел с неба и вскоре покрыл землю белым покрывалом. В «водных трамплинах» он застревал, потом на месте падения вспучивался маленький пузырь, и пушинка пропадала в воде. Черный приподнял голову в капюшоне и сказал невнятно:
- Теперь-то у него точно нет шансов…
Я ткнул его кулаком в бок, чтоб не каркал, и вновь уткнулся лицом в землю. Вскоре пух перестал обстреливать нас с неба, и мы поднялись. Наши силуэты отпечатались на земле, окруженные сплошным белым пологом. Было тихо, и лишь трещал костер, сжигая попавшие в него пушинки. Черный поглядел на костер (все сталкеры знают, что огонь от «жгучего пуха» разгорается лучше всего, да только как его, сволочь такую, собрать?) и сказал:
- Зендер в беде. Идем.
- Ты псих! – воскликнул я. – Зендер мертв, чтобы пятьсот метров и обратно не суметь пройти за полтора часа, надо уж очень постараться!
- На него могли напасть!
- И мы не услышали бы выстрелов? Бред!
- Туман скрадывает здесь звуки, Ныряльщик рассказывал мне. Тут можно не услышать пулеметную очередь, раздавшуюся в пяти метрах, что уж говорить о пистолетных выстрелах в пятистах!
- О чем спорим? – раздался вдруг голос позади нас, и мы обернулись. Перед нами стоял Зендер, относительно целый. Его правая рука была замотана какой-то красной тряпкой, на лице сочилась кровью длинная царапина, а на правом виске багровело пятно ожога от «жгучего пуха». Да, досталось ему порядком, тем более, приглядевшись, я заметил, что тряпка, которой была замотана его рука, когда-то была белой, а красной стала от крови. Однако выглядел он бодрым, и глядел на нас с некоторым удивлением.
- О том, идти тебя спасать, или ждать пока ты сам выберешься, - кисло проговорил я.
- Что случилось? – спросил Черный.
- Ничего, - ответил Зендер. – На меня просто напало несколько гориллоподобных скелетов, однако я им вмазал от души. А как обратно пошел, меня «пух» застиг, пришлось отлеживаться. Но винтовку и патроны я принес.
Винтовку мы оставили Зендеру, патроны поделили на троих. Затем немец размотал, морщась и шипя, тряпку на руке, и я стал обрабатывать ему рану. За то время, что я служил на Периметре, я успел привыкнуть к самым разнообразным ранениям бойцов, но эта выглядела действительно ужасно. В предплечье была пропахана полоса длиной сантиметров тридцать-сорок. Среди крови и мяса просвечивала кость. Я вколол немцу в руку три шприца обезболивающего, после чего стянул рану специальными скобками (таких не было в бытность мою военврачом, но за время моего жительства в Зоне прогресс ушел вперед). Затем крепко забинтовал Зендеру руку и сказал:
- Бойцом тебе долго не быть, но если не будешь сильно напрягать руку, стрелять сможешь. На весу ничего не держать. Стрелять по возможности лежа, да и то – лучше тебе с таким ранением сейчас в госпитале лежать. Но госпиталя под рукой у нас нет, поэтому осторожней надо. Все понял?
- Понял, - буркнул Зендер.
Быстро собрались и пошли, но теперь замыкающим шел я – Зендер со своей рукой вряд ли бы мог быстро среагировать в случае чего. Свой пулемет он разобрал и положил в рюкзак – сказал, в тайнике могут быть патроны. Мне же в этом виделось лишь обыкновенное упрямство – немец настолько привык к своему «Печенегу», что не соглашался расстаться с ним, даже после его превращения в кусок стали, пригодный лишь для использования в качестве дубины. Так мы и дошли до двадцать четвертого столбика. Остановившись, Черный проговорил:
- Еще километр, и свернем. Все пока по плану.
Мы двинулись дальше. Небо темнело, а туман постепенно расступался, открывая все то же самое болото. Впереди показались какие-то серые строения. Посмотрев в бинокль, я увидел, что это был достаточно большой городок, а здание прямо перед нами было станцией. Аномалий на полотне дороги было мало, но было ощущение какой-то тревоги. Города посередине Пустоши я увидеть как-то не ожидал. А город был уже недалеко. Каких-то семьсот метров – и вот, станция уже прямо перед нами. Однако эти семьсот метров Черному, так же как и мне, не нравились. Он остановился и стал рассматривать рельсы. Они в этом месте слегка изгибались, так что станция оказывалась на вираже. Из-за виража не было видно, что происходит за станцией. А было там что-то любопытное, потому что рельсы, до этого бывшие такими, какими и должны быть рельсы, простоявшие без использования в течение тридцати лет – ржавыми и рассыпающимися – здесь блестели так, будто это Октябрьская железная дорога. Причем блестели они и перед нами, и дальше, до самой станции.
- Не нравится мне это, - проговорил Черный. Он присел на корточки перед тем местом, где ржавые рельсы переходили в блестящие, и как бы случайно пнул носком ботинка маленький камешек. Тот подпрыгнул, ударился о блестящий рельс и со звоном отлетел вправо. Черного это не удовлетворило, он достал из кармана болт и бросил, только уже на соседнюю пару рельсов, так же блестевшую. Болт упал на шпалы и затерялся среди камешков.
- Совсем не то, - сказал он, доставая «Беретту». Нам с Зендером все эти манипуляции показались странными. Черный же на нас не смотрел. Он выстрелил. Пуля со звоном отрикошетила от рельса и улетела в небо.
- Черный, что ты делаешь? – спросил я, окончательно сбитый с толку. Я понимал, что Черному наша дорога не нравится, но зачем доходить до крайностей, совершая бессмысленные действия? Черный, впрочем, мое недоумение сразу же развеял:
- Это аномалия. Опасная. Ныряльщик рассказывал, что надо обладать очень сильной волей, дабы пройти по ней. Однако перед этим надо ее «задобрить», так сказать. А точнее, проверить, какое нынче у нее настроение.
- Что это такое? – спросил я вновь, ничего не поняв из его слов.
- Вы оба множество раз слышали об этой аномалии, но ее видели лишь те, кто шел в Пустошь. Можно сказать, это местный эндемик, вроде как кенгуру, которые живут только в Австралии. Эта аномалия называется «пси-рельсы», а на карте Ныряльщика была обозначена вот так, - и он начертил на мелких камешках рукояткой пистолета странную букву, похожую на трезубец со скругленными боковыми зубцами. – Это буква «пси» греческого алфавита, принятая учеными для обозначения на картах Зоны местностей типа Радара и Янтаря, известными своей, так сказать, отличительной особенностью. И если Ныряльщик обозначил так эту часть железки на своей карте, значит нужно принимать меры.
