Из-за спины Ци Реха доносятся звуки, говорящие о том, что его спутники готовятся к бою, и жрец с силой ударяет основанием посоха о скалу. Треск неожиданно резок и заставляет многих вздрогнуть, а его отзвуки не затихают. Напротив, они делаются все громче, пока вдруг не исчезают из реального мира и не становятся частью отголосков, звучащих с вершины горы.
— Объясните, зачем вы здесь, — приказывает Ци Рех.
— Объясни, зачем ты здесь, — отвечает ему жрец Дикого Кота, делая шаг вперед. Похоже, он считает себя главным противником жреца с посохом Змея. Его броня так же хороша, как и у Ци Реха: полосы багрового металла охватывают туловище, руки и ноги, из наплечников торчат рога, с плеч свисает меховой плащ крупного зверя. Пальцы на правой рукавице вытянуты в железные когти длиной с предплечье, а в левой руке жреца угрожающе сжат изогнутый, зазубренный клинок. Носки сабатонов, в довершение картины, также выкованы в форме острых когтей. Он готов бросить вызов, жаждет ввязаться в бой. Он явно уверен в своем превосходстве над Ци Рехом.
Какая глупость. Какое невежество. Его нужно проучить.
Так, чтобы увидели все, так, чтобы все поняли свое место.
— Я здесь, чтобы открыть Ложу Эха, и я сделаю это во имя Ложи Гончего Пса, — говорит Ци Рех.
Жрец Дикого Кота смотрит на него, и, кажется, грива его волос взъерошивается с каждым услышанным словом. Позади и справа от него стоят последователи Ложи Змея, их новая жрица, кто-то из учениц Акшуб, облачена в броню с длинными, изогнутыми шипами на плечах и какие-то тряпки, изодранные сильнее, чем лохмотья на её спутниках. Выражение её лица непроницаемо, и Ци Реху остается лишь догадываться, знает ли жрица о том, что её повелительница говорила в Ложе Гончего Пса. Известно ли ей, что право сделать следующий шаг по пути предназначения принадлежит Ци Реху? Неужели она настолько глупа, что рискнет обвинить Акшуб в предательстве Ложи Змея?
Нет. Конечно, нет, никто не может быть настолько безумным. Никто не осмелиться бросить вызов самой Акшуб. На Давине не было пророка, подобного ей.
Шепот в глубине разума поправляет его. Не было со времен…
С каких времен? И почему, впервые в жизни, он верит, что кто-то когда-то мог сравниться с Акшуб?
Воспоминание. Новое, совсем свежее, с той ночи, после которой Ци Рех отправился в поход, но все же старая ведьма сумела спрятать и его. Теперь оно возвращается, обретая форму пророчества: Я открываю путь. Он пройдет по пути. Ты станешь путем.
Знание, лишенное понимания, обещания, спрятанные в загадках.
Ци Рех справляется с нетерпением. Откровение придет к нему, он знает это и улыбается, гордый своим знанием и искренней верой. Жрец Дикого Кота, однако, относит эту улыбку на свой счет.
— Ложа Эха не для таких, как ты, — фыркает он. — Она была обещана мне.
— Кто же обещал её тебе?
— Боги ниспослали мне видение.
Ци Рех продолжает улыбаться ему в лицо, теперь уже намеренно. О, какой же урок он сейчас преподаст этому жалкому противнику! Как слабы его претензии на Ложу Эха. Ци Рех пришел сюда не потому, что его потаенные желания обрели форму во сне. Он явился к одинокой горе по велению богов.
Но почему же все остальные ложи собрались сюда?
Жрец Гончего Пса отбрасывает эту мысль вместе с прочими сомнениями. Вопросы и ответы бессмысленны, значимо лишь пророчество. Лишь его предназначение, неизменное и славное, важно сейчас.
— Беги или умри! — провозглашает он, но этот выбор лишен смысла. Схватка уже началась.
Сам Ци Рех не двигается с места, но его спутники бросаются вперед, шипя от ярости. Последователи Дикого Кота встречают их своими клинками, но чужой жрец остается столь же неподвижным, как и Ци Рех. Оба повелителя лож смотрят друг на друга, пока в пространстве между ними идет резня, продолжение их незримой борьбы. Спутники жрецов не имеют сейчас собственной воли, они просто орудия своих господ, такие же, как их доспехи и клинки.
Кровь пятнает каменный пол, люди умирают в гневе и страдании, и свет начинает меняться. Он словно впитывает кровь павших, и его оттенок смещается к багровым тонам. С каждой новой жертвой он становится все насыщеннее, и узоры на лицевой стене Ложи Эха начинают меняться. Появляются прямые и четкие линии. Отзвуки и отголоски становятся все более громкими и жаждущими. Ещё больше смертей, ещё больше крови, питающей Ложу, и Ци Рех вдруг ощущает холодное, сухое касание света на своей коже.
С ним приходит ощущение победы. Понимания. Откровения.
Он и Дикий Кот вновь смотрят друг другу в глаза, но уже без прежней взаимной ненависти. Она испарилась, стоило им понять, что они оба всего лишь орудия, такие же, какими считали своих последователей. Они осознали, что должно произойти. Ту же самую ясность обретают все прочие жрецы, и, будь благословлена их вера, все собравшиеся в кратере паломники. Не дожидаясь приказов, они разом бросаются в гущу резни. Их господа отступают к краю развалин, освобождая место для слуг.
В круге почерневшего камня перед Ложей Эха сотни верующих убивают друг друга клинками, кулаками и зубами. Битва исполнена первобытной дикости, как это и требуется. Резня должна быть абсолютной и запредельно кровавой. Никто не стремится победить, не думает о триумфе. Все, что нужно сейчас — это боль и муки терзаемой плоти. Кровь повсюду, сражающиеся скользят в ней, живые и мертвые равно окровавлены с ног до головы. И, не прерываясь ни на мгновение, сплетаясь с торжествующим, пирующим эхом, звучат восхваления темным богам. Паломники осознают, как щедро они благословлены. Вся их прежняя жизнь была лишь предисловием к тому, что происходит сейчас. Они существовали ради того, чтобы отдать свои жизни богам в этом священном месте. Они истекают кровью ради исполнения божественного замысла. Конечно, никто из верующих не увидит его осуществления своими глазами, но они умирают с уверенностью, что их жертва воплотится в погибель целых миров.
Ци Рех завидовал бы им, если бы не знал, что его ждет нечто более величественное.
Свет в кратере по-прежнему сух, как змеиная чешуя, но воздух уже увлажнен, напоен теплом распоротых животов, вонью выпущенных кишок и запятнан сворачивающейся кровью. Ложа кормится, и из неизвестности за её стенами начинают доноситься звуки чего огромного, потрясающего, но пока что скрытого.
Жрец слышит стук сердца, барабанный бой и удары кулака по несуществующей ещё двери.
Прямые линии на передней стене удлиняются и соединяются между собой, обрисовывая вход, исчезнувший после того, как было завершено создание Ложи Эха, и её единственный обитатель вошел внутрь.
