Оставляя Старого на пороге, вся банда ломанулась по комнатам, выискивая хозяев. Поднялся шум, крики, ругань и девичий визг. Старый вошел в помещение и замер на пороге, наконец закурив сигарету с совсем сжеванным фильтром. Он еще не успел сделать и трех затяжек, как его ребята повязали хозяина и притащили в большую светлую комнату, служившую явно залом для семейных обедов. Раз так, то и всю семью привели туда же.
Запуганная Алена жалась к не менее запуганной матери. Под их ногами лежал со связанными руками их отец и муж. Двое братьев бились в руках Короба и Мужика.
– Здравствуй, хозяин, – сказал Старый, входя в зал и выпуская струю дыма. Он, как обычно, улыбался, и не было в этой улыбке ничего страшного. Были только располагающая доброта и ласковость.
– Мы что заглянули-то… – продолжил он от порога. – Тут люди голодны, а в твоих погребах полно еды. Нехорошо быть таким жадным. Ты бы уж поделился с нами.
Отец Алены понял все быстро и дословно.
– Бери, что хочешь, только не калечь ни меня, ни моих… Я еще наращу. А вам, видно, и правда нужно, раз на такое пошли.
Сигарета упала на пол и была затушена черным хромовым.
– Молодец, все понимаешь. Только нам вот еще и хата твоя нужна. Ну, не понесем же мы все твое барахло через деревню. А так мы у тебя поживем, постолуемся. Как ты?
Хозяин ничего не ответил. Слегка подпихнув того под ребра, Кондрат заставил его заговорить.
– Живи. Столуйся.
– Тоже хорошо. Дом у тебя большой… Всем места хватит…
Бессильно отец кивнул.
– Вот замечательно. А чтобы ты не глупил, посидишь взаперти. Согласен? Умница. Вот как мы быстро все решили. Твоих отпрысков, наверное, тоже надо запереть…
Роман сидел на перилах, неловко балансируя ногами. Руки его были заняты зашиванием рваной дыры на фланке. Получившийся шов казался каким-то ненадежным, временным. Но хотя бы так. Не с дырой же на плече ползать. На неудачном гвозде не он первый уже рвал одежду. До него Михаил там же зацепился гюйсом и теперь был вынужден ползать без него. Это же надо, в косяк двери, ведущей в туалет, вбить десятку. Над тем, зачем она там, ломал голову весь третий взвод. Выдернуть никто не осмелился. Не хотелось заморачиваться, да и крепко он был вбит. Сквозь дерево гвоздь уходил в кирпич. Это наказание просто загнули к косяку, и теперь оно только злобно поблескивало на каждого проходящего к нужнику. Натянув фланку, Роман встал с шатких перил третьего этажа и прошелся босыми ногами до камина. Уже третий день топили мебелью. Старлей разрешил использовать стулья и столы. Кровати и шкафы велел не трогать ни в коем случае. Народ у огня подвинулся и пропустил в свой ряд Романа. Сев на постеленный на пол и свернутый в несколько раз ковер, он протянул ноги к камину и с наслаждением пошевелил пальцами. Какой-то грибок он все-таки подцепил в учебке. А постоянное пребывание в сырости лишь развивало жжение между пальцев. Сначала он подумал, что это чесотка, но фельдшер сказал ему, что это не так. Дал мази какой-то и сказал, сколько раз в день мыть ноги и сколько намазывать. Где теперь эта мазь? В учебке, плавает среди тумбочек и матрасов.
Серега читал вслух анекдоты из найденной среди прочих книжки. Народ изредка вздрагивал хохотом, но быстро успокаивался. Как-то вообще были не смешны анекдоты из той, прошедшей гражданской жизни. Даже, наверное, не прошедшей, а погибшей. У Романа никто из родственников рядом с морем не жил, и он, в принципе, был спокоен за родных. А вот многие довольно сильно пригорюнились, вспоминая о доме, скорее всего потерянном.
Мичман, делавший каждый день обходы роты, иногда подбадривал их информацией о том, что происходит в мире. Мол, потерь мало, почти все вывезены. Он конфисковал приемники и плееры у всех, у кого их нашел. И теперь в третьем взводе остался только один маленький транзистор – во втором отделении, у Рыжего. Оттуда поступала более страшная информация. Дожди, селевые потоки, таяние льдов на горных склонах, сокращение ледовых полей на полюсах, развившийся бандитизм, людоедство, голод, насилие. Заперли лагеря беженцев, окрутив их тремя рядами колючей проволоки. Отлавливают тех, кто пытается пробиться на восток дальше. Есть случаи массовой гибели, когда целые автобусы проваливались вместе с подмытыми мостами. Пожары в затопленных городах. Пожары в поселениях. И никакой дождь их не тушит. Сообщили, что «Арктика» утонула. Радиации нет. А у них под боком полузатопленная АЭС, и они не знают ничего о радиационной опасности. Может, они уже все трупы. Может, именно в этот момент обваливается стена блока и наружу потоком гамма-излучения рвется смерть. Страшно. Страшно больше не увидеть мамы и отца. Страшно умереть в неизвестности.
Роман передернул плечами и хмуро спросил сколько времени. Кто-то ответил, что половина восьмого. Плюнув на угли, Роман поднялся и прошлепал к огромной кровати, на которой спал Петров.
– Эй, комод, вставай. Тебе через полчаса на вахту.
Парень, командир отделения, в котором были и Мишка и Роман, подорвался на месте и расстроенно стал протирать глаза.
– Угу, – только и ответил он. Роман сам завалился на еще не остывшее место и, укрывшись с головой одеялом, зажмурил глаза. Надо уснуть. Чем больше спишь, тем ближе дембель. Надо спать. Во-первых, уже поел, во-вторых, занял место с краю, чтобы ночью не ползать через туши товарищей, когда захочется в гальюн. В-третьих, с краю можно курить ночью, сбрасывая пепел в стаканчик из-под йогурта. Крайним быть в кайф. Только вот не тогда, когда другие начинают бегать по своим маленьким делам.
На огромной кровати на ночь вмещалось шесть человек. Остальные четверо спали на ковре около камина. Они не мерзли. А вот вахтенный мерз. Ромка уже один раз стоял дневальным. Ноги поутру окаменели – так сильно дуло рядом с дверью. Да и не поспишь толком на посту. Что старлею, что мичману, видно, делать нечего, вот и ползают, проверяя посты. Боятся возгорания. Что они, дети, что ли? Понятно, что не надо бросать бычки где попало, что не надо угли из камина вытаскивать. Что за постоянные проверки? Кошмар каждый час. Не два, не три, не четыре… Каждый час ходят и проверяют. Ромка брал с собой книгу, читать на вахту. При свечке читать тяжело, но можно. За одну вахту он осилил «Ночь над Бомбеем» и «Слезы» – две толстенные, по его меркам, книги. Вахты длились по шесть часов вместо четырех. Так что вставший на ночь стоял до утра. И будил сменщика за два часа до подъема. Вставали в восемь – командир разрешил. Сначала он хотел порядок, как в учебке, ввести, но потом просто понял, что курсанты болтаются без дела, и разрешил спать до восьми. Правда, он ввел утреннюю пробежку по периметру окруженного водой холма. Бежать по скользкому склону было еще то развлечение, но никто не жаловался. Во-первых, привыкли, а во-вторых, и правда, себя по-другому чувствуешь после нее. Не сразу наваливаются мысли о доме. Не сразу опять погружаешься в грустные думы. Проходит довольно много времени, прежде чем ты отдышишься, не говоря о том, чтобы заговорить. Бегали, по прикидкам командиров отделения, километра три. Бегали строем. Самый увлекательный бег. Когда привыкаешь, то это хорошее место поболтать в начале дистанции.
