выручать, – сказал он, шагая вперед и застегивая пиджак. Я думал, он выхватит из-под полы по паре «узи» в каждой руке и начнет кружиться в смертельном вихре. Но вместо этого стример прочистил горло и провозгласил:
– Бурелом! Дуэльку не?
– Что? – не понял медведь и тут же расплылся: – Это завсегда. А как?
Я пока ни черта не понимал и предпочел просто стоять и смотреть.
Меркуцио поднял руку, показывая на феминисток.
– Предлагаю тебе побыть рыцарем и защитником прекрасного пола, забывшего, что значит быть женщинами, – предложил он. – Я же поведу за собой малочисленную группу прогрессивных, забывших, что значит быть мужчинами.
– У-у, ты выступишь на стороне педиков? – удивился медведь.
– Пасть захлопни, – посоветовал мужской голос из толпы.
– Слышу вонь из сливного бачка. – Медведь театрально понюхал воздух. – Азаза!
Пространство на миг сверкнуло в бордовой гамме, и сверху в землю ударила молния. Загорелся экран, возвещавший о начале дуэли «игрок против игрока», только я почти ничего не успел прочитать.
Улыбаясь, Меркуцио подошел к даме, которая начала с нами разговор, и отпихнул ее в толпу. Именно отпихнул, а не ударил, но сделал это настолько профессионально, словно только этим и занимался всю жизнь вместо зарядки. То ли стример увлекался регби, то ли был долго и счастливо женат.
Бурелом рванул с места так, словно до этого разгонялся метров двадцать, – двинул башкой Меркуцио в грудь, и стример в падении снес сразу четыре палатки.
– На помощь! – крикнул Меркуцио, держась за стройных молодых мужчин, на фоне которых не особенно и выделялся.
Не знаю, как он добился такого эффекта, на каких комплексах сыграл, но представители прогрессивных взглядов подскочили к феминисткам и принялись вырывать у них плакаты. Дамы сопротивлялись, их было больше, и настроены они были яростнее.
– Не позволю обижать женщин! – ревел медведь, поочередно махая лапами и отшвыривая всех попавшихся ему под руку мужиков в стороны. – Разойдись!
Чем больше он шумел, тем сильнее заводил толпу. Я не мог понять, что происходит, но замечал в толпе спонтанно вспыхивающие потасовки. С моим ростом я видел почти всех, а уж женщин выше меня тут не было вовсе, так что…
Ваш уровень опыта: 11.
Какого черта? Я же ничего не сделал! Если это пассивный приток опыта от действий остальных, тогда я затрудняюсь представить, какую социальную пользу, по меркам Версианы, могли в данный момент приносить Меркуцио и Бурелом.
Понеслась жара, достойная концерта «Лимп Бизкит» в Вудстоке. Я раз шесть получил по морде, хотя и раздал не меньше. Над головой летали плакаты, палатки, всяких хлам, мусор, а порою и люди.
Когда волна вокруг меня перестала укачивать, а вопли притихли, я обнаружил, что оба игрока сидят на одной из разрушенных палаток. Непосредственные участники драки со стороны НПС были уведены куда-то за пределы видимости, и на их местах стояли уже другие участники обоего пола, озадаченно переглядывающиеся, словно не понимая, кто первый бросил камень.
Неужели в настоящем мире можно так же легко столкнуть людей на конфликт?
– Нормально так вышло, – похвастался Бурелом. – Я два уровня поднял, но кулдаун теперь висит. Больше никаких дуэлей минимум час.
– Больше никаких дуэлей вообще, – поправил Меркуцио, скептически оглядывая оторвавшуюся пуговицу. – Костюм помяли. Восстанавливать теперь.
– Забей, новый тулупчик купишь.
Я стал рядом и спросил:
– Что за хрень тут произошла?
– Обычная дуэль между двумя игроками, – объяснил стример. – Версиана не позволяет прокачивать свой уровень таким путем через прямой бой. Иначе два игрока смогли бы по взаимному сговору качаться, не выходя из парка. Так что тут нужен навык стратега. Руководить противоборствующими фракциями.
– Столкнуть лбами две группировки НПС, которые уже готовы воевать, но не имеют цели, – добавил Бурелом. – Редко когда такое увидишь. Да и халява слишком часто не прокатывает. Чуток поигрался – через минуту все затихает, провокаторы сбегают, боты эвейдятся, Москва живет. Короче, все как в жизни.
– В жизни? – Я оглянулся. – В жизни ты тоже провоцируешь посторонних на взаимное мордобитие?
– Вообще-то не я их тут собрал.
– У них уши из общего места растут, – сказал Меркуцио. – И ЛГБТ-сообщества, и феминистки – стороны одной медали. И медаль эта неспроста чеканится в общем дворе. Кому выгодно – тот и бросает нужной стороной. Но иногда крутит на ребре, смотрит, куда дует ветер. Я лишь помог монете упасть.
– У феминисток и геев общие корни? – усомнился я.
– Конечно. Как они, по-твоему, получили право на митинг в одно время, в одном месте?
– Не имею отношения ни к первым, ни ко вторым, – произнес я. – Так что… да, понятия не имею. Может, ты и прав. Тебе виднее.
– Ага, – поддакнул медведь. – Ты же теперь типа друг этих… колоритных.
– Я вижу в них людей, – спокойно сказал Меркуцио. – Обычно этого достаточно, чтобы они тоже относились ко мне как к человеку. Большего не требую.
Из толпы к нам вышла женщина, с которой все началось. Ее лицо было в синяках, и она держалась за сломанный палец.
– Ой, тетя, и ты тут, – заметил Бурелом. – Почему не сэвейдилась?
– Рядом с нами держалась, – догадался Меркуцио. – Женщина, просто отойдите от нас и увидите, как ваши раны затянутся сами. А про нас даже не вспомните. Заверяю вас, все так и будет.
– Вечно вы ведете себя как скоты, – прошипела женщина с болью в голосе, от которой мне стало не по себе. – Уйди, не мешай… Заползи в норку… Одни и те же команды, словно мы шавки какие. Не хотите отвечать за свои поступки, да? Оскорбили, унизили, а теперь вместе сидите, как ни в чем не бывало! А мне приказываете уйти и все забыть?
Оба игрока переглянулись. Меркуцио в растерянности развел руками.
– Я не имел в виду… – начал он, но женщина его прервала:
– А ведь ты прав, урод. Мы все стерпим, нам природа велела терпеть. Мы уйдем, вы исчезнете с глаз долой, а там пройдет время – и огонь в нас стихнет. Стерпится, слюбится, но не забудется. Раны затянутся, а в душе прорастет боль. И стоит нам о своей боли заявить, как снова получаем удары от вас.
– Эй, я вас защищал вообще-то, – напомнил Бурелом, который, впрочем, тоже стал беспокойно ерзать.
– Нас не защищать нужно, а оберегать, – сказала женщина, и ее губы задрожали. – Не нужно показывать, как красиво вы побеждаете насильника! Нужно приложить все усилия, чтобы этого насильника мы не встретили никогда! В этом нет ни красоты, ни бравады, но только так и познается мужчина.
Меркуцио выронил пуговицу, которую пытался приспособить обратно на рукав миниатюрной булавкой.
– Вот эта толпа мерзавцев вышла,
