куда система лимб отправляет солнечную энергию.
На лицо женщины легла тень сомнения.
– Такое впечатление, что ты знаешь намного больше, чем сексот какой-то контрразведывательной конторы. Что конкретно ты предлагаешь?
– Да сбежать туда! Где живёт главный оператор дойки! Во-первых, мы стопроцентно уцелеем, так как даже супермозг не сможет сразу сообразить, куда мы побежали. Во-вторых, надо же нам знать, кто соорудил на Солнце сеть дойки. Может, удастся с ним договориться?
Широко раскрытые глаза женщины сказали, что она думает о мыслительных способностях спутника.
– Ты… сумасшедший!
– А мне говорили, что я мямля и рохля.
– Кто говорил?
– Гриша.
Флора посмотрела на приближавшихся «змей».
– Может быть, «трубы» – сознания и она одно из них?
– Не знаю, но проверять не хочется.
– Тогда так: пытаемся пробиться к первой «антрацитовой» горе, откуда мы бежали.
– Правильно, портал, наверно, там.
– И если удастся – ныряем на тот свет!
– Классная формулировка! – рассмеялся Терентий. – Но это единственный случай, когда тот свет кажется надёжней этого.
– Конечно, хотелось бы иметь модуль помощней…
– И с генераторами ВСП-хода!
– Но что имеем, то и танцуем. – Флора нацепила рожки менара. – Оптимал, режим «форсаж»!
– Принял!
Катер выстрелил ещё раз, останавливая «змеиный» строй, развернулся и прыгнул прочь от обрыва над кратером, каким «неокортекс» сделало воображение землян.
Похоже было, что Улей не ожидал такого маневра от людей, которых считал пленниками. Деваться им действительно было некуда. Но они нашли нужный ход.
Оптимал, в памяти которого отпечатались все их маневры, просто повторил весь каскад «высшего пилотажа», и катер вынесло в зал с висящей в центре друзой чёрных кристаллов «антрацита».
Останавливаться над местом сражения бойцов Флоры с псевдо-Гришей (их тел уже не было видно) не стали. «Голем» ударил «копром» гравитонного импульса по стене зала, прорвался в тоннель, а остальное было делом техники. Через минуту аппарат беглецов прорвался на ярус лимбы, где находился портал сброса энергии – такая же гора «антрацита», только размером в десять раз больше той, за которой прятался Улей.
Остановились перед удивительным объектом, плавно меняющим конфигурацию кристаллов. Некоторое время потратили на поиск каких-либо указателей на трубы, тоннели или антенны, способные быть энерговодами, но не нашли.
– Не понимаю, по каким путям сюда сбрасывались энергопакеты, – призналась Флора.
– Возможно, их нет совсем, – предположил Терентий.
– В смысле?
– Стены зала вполне могут быть единой антенной. Я уже говорил.
– Запамятовала. Но тогда нам надо срочно убираться отсюда.
Терентий покачал головой.
– Другим путём мы на тот свет не пробьёмся.
– А если не выдержит защита «голема»?
Глаза их встретились.
Он молчал.
Она поняла его молчание.
– Иначе говоря, у нас нет других шансов.
Он кивнул, сморщившись.
– Я могу рискнуть один…
– И бросить меня тут?
– Прости, глупая идея.
– Идём вдвоём!
– Ладно. Я рядом.
Флора протянула руку.
Он наклонился, сжал её пальцы.
– Была рада познакомиться, сексот, – улыбнулась она.
– Я тоже, сексот, – ответно улыбнулся он.
– Оптимал!
Катер подплыл к «антрацитовой» горе ближе…
Не ощущая прилива крови к голове, он тем не менее мог непосредственно ощущать трепет электрических импульсов, бегающих с посланиями от кожи к нервным узлам, но попытался собрать их воедино. Темнота перед глазами рассеялась, как утренний туман над рекой при восходе солнца. Именно такое переживание испытал Лаврентий Павлович, когда осознал себя живым человеком. Впрочем, не совсем живым и не совсем человеком.
Жизнь свою до момента нырка в Солнце он помнил отчётливо, до мельчайших подробностей, а потом наступал провал, и чем этот провал вызван, Климук вспомнить не мог.
Процедура восстановления памяти и следом – потока мыслей напомнила ему фильм, в котором герой вылезал из-под земли через узкий лаз наподобие кротовой дыры, обдирая кожу, и это ощущение мешало думать, заставляя «вылезать» не только из «кротовой норы», а ещё из собственной кожи. Когда же он наконец вылез, то оказался в толпе фонтанчиков призрачного света, текущей по улице не менее призрачного города.
Руки и ноги он чувствовал, как голову, плечи и всё тело, но не видел. Вместо этого органы зрения фиксировали пульсации световых струй, складывающихся в подобие абстрактного человеческого тела. Единственное, что сразу показалось необычным, было отсутствие тактильных ощущений и чувства температуры. Тело не ощущало ни жары, ни холода, а ступни ног – твёрдости «асфальта» под ногами. Лишь сила тяжести помогала ему в ориентации в пространстве, направленная сверху вниз.
Лаврентий Павлович с любопытством сделал шаг, другой.
Ноги слушались, но при этом он не чувствовал, что движется. Заинтересовавшись, сделал ещё несколько шагов и столкнулся с подвернувшимся «под ноги» «фонтанчиком», играющим светлыми зеленовато-жёлтыми переливами.
Произошло странное: он очутился внутри «фонтанчика», пережил быструю смену видений, казавшихся обрывками передач, пейзажей, лиц, интерьеров помещений, машин, деревьев, толп людей, и всё это сопровождалось каскадами звуков – от тихих реплик, скрипа шагов до взрывов смеха и настоящих взрывов. Последним звуком был возглас:
– Осторожнее, слепец!
Говорили на русском. Только немного позже Климук понял, что уловил мысленную речь.
Испугавшись, он рванулся в сторону, выдёргивая себя из «фонтанчика», и все его ощущения пересечений с «настоящим» миром исчезли.
«Фонтанчик», с которым он таким образом «поговорил», поплёлся дальше среди сотен других плывущих по улице «фонтанов», светящихся по-разному. Большинство из них имело «недобрую» окраску – со всеми оттенками бурого, коричневого, фиолетового и красного цвета.
Лаврентий Павлович выбрал одну из призрачных фигур, дождался её приближения и встал на её пути.
Произошёл тот же странный феномен взаимопроникновения двух «фонтанов», напоминающий смешение разных газовых струй. Он оказался внутри багрового клуба дыма, простреливаемого со всех сторон визжащими, как живые души, объёмами видений. Но ни человеческих лиц, ни знакомых фигур, предметов, пейзажей, интерьеров среди них не было. Видения казались фрагментами непонятных событий либо частями звериных оскалов и скелетов.
Одно из видений, напоминающих фрагмент картин Иеронима Босха – полубык-получеловек, – повернуло морду к гостю, взревело, бросилось на него, распахивая пасть. Климук инстинктивно уклонился, выпрыгивая из жуткого клубка видений, из которых состоял «фонтан».
Рёв и визг стихли. Тёмная зелёно-фиолетово-багровая фигура поплыла прочь, сопровождаемая светящимся хвостиком. Лаврентий Павлович мысленно вытер «вспотевший лоб» (по ассоциации), заметил, что и остальные «пешеходы» сопровождаются «хвостиками», сплетающимися в единую сеть. Оглянулся, увидел такой же светящийся хлыст, вырастающий у него пониже «спины», из «копчика». «Система, – пришла в голову мысль, – я попал внутрь какой-то нейросети».
Сердце гулко стукнулось о рёбра (мозг продолжал находить альтернативные объяснения деятельности организма). Постепенно вырисовывались масштабы трагедии. И наконец он вспомнил, как попал сюда.
Солнцеход утащила в глубь пятна чудовищная «авоська», и теперь весь
