– Но мне надо! Понимаете? – упрямился профессор. – Я поеду туда, если вы мне не дадите позвонить…
Я застыл в ожидании глухого звука удара за дверью. Но его не последовало. Дедовы терпение, выдержка и сдержанность заслуживали восхищения.
– Профессор, – все так же спокойно заговорил он, – если я вам дам позвонить, то очень быстро весь район, где мы сейчас находимся, будет оцеплен в радиусе десяти километров, и мы не выберемся из этого кольца ни сегодня, ни завтра и, может быть, никогда. Понятно?
– Понятно, – проворчал профессор.
Я с облегчением вздохнул.
– Вот и славно! – обрадовался и дед.
Раздался стук в нашу дверь, голос Василия Александровича уже обращался к нам:
– Молодежь, вставайте! Завтрак подан! Нас ждут великие дела!
Когда мы вышли в зал, все были уже в сборе и завтракали, судя по запаху, свежеиспеченными пирожками. Дед снова нас баловал…
– Вот что нравится делать, то нравится, – отзывался он на похвалы в адрес своего кулинарного искусства, – весь день могу печь, только бы кушал кто-то.
– Тогда почему бы вам не устроиться работать в пекарню и заниматься своим любимым делом? – попытался съехидничать профессор.
Василий Александрович посмотрел на него спокойным, даже чуть снисходительным взглядом и ответил:
– Общественное положение не позволяет мне работать…
– Это как такое может быть? – удивился Петр Андреевич.
– Да как – как? Очень просто: братва не поймет. Не положено мне работать… Западло! Понимаешь? – дед откинул все условности общественного бытия…
– Нет, не понимаю… – наивно ответил профессор.
– Да вы хоть что-то, помимо вашей истории, знаете? – на этот раз с иронией спросил дед.
– Я многие науки изучал! – гордо ответил мой наставник.
– А вот отними у тебя все эти науки, что ты будешь делать? – Василий Александрович определенно задался целью вывести профессора из себя.
– И кто у меня их отнять сможет? – на этот раз ирония прозвучала в вопросе профессора.
– Я образно говорю. На секунду представь, что у тебя нет больше науки и тех знаний, которые ты долгие годы зубрил. Ты же с голоду умрешь. Ты ведь больше ничего не знаешь и не умеешь, – дед в раздражении не заметил, как перешел на «ты».
– Какое вы имеете право меня оскорблять? – возмутился Петр Андреевич.
– А я не оскорбляю. Оскорбляют – это когда говорят откровенную ложь или клевещут на человека, а я констатирую факт, и этот факт очевиден, даже не вдаваясь в подробный психологический анализ вашей личности.
– Знаете, что я вам скажу! – окончательно вскипел профессор. – Вы – антиобщественная личность! Где это видано, чтобы человеку не положено было работать? Вы – червь, съедающий общество изнутри! Если бы не было таких, как вы, наша страна была бы богаче и намного лучше, чем она есть, и общество состояло бы только из чистых и светлых людей.
Василий Александрович спокойно откинулся на спинку дивана и, не повышая голоса, продолжил:
– Если бы не было таких, как я, многоуважаемый профессор, то таких, как вы, интеллигентов, грабили бы и убивали беспредельщики. На улицах наступил бы хаос, анархия поселилась бы в умах молодежи. Есть страны, где полицейские работают честно и добропорядочно, а у нас каждый мент – это бандит. Они лишь называются правоохранительными органами. На самом деле они ничьих прав не охраняют, они их нарушают на каждом шагу. А отморозки и беспредельщики их вовсе не боятся. А чего их бояться? Они – свои. Ручку менту позолотил и – твори, что хочешь. Они нас боятся больше, чем ментов. Они не самой тюрьмы боятся, а того, что с ними там сделают за беспредел. И если бы ларьки, предприятия, заводы не платили нам, то кто бы смог это все удержать от расхищения и банкротства? Власть? Менты? Не смешите! Их давно никто не боится. Они беспомощны и потеряли свой авторитет в глазах народа. К ним давно никто не обращается за помощью. А ваш институт?..
– А при чем тут наш институт?! – изумился профессор.
– Вы думаете, охранная фирма, которая его охраняет, это кто? – дед прищурился и лукаво посмотрел на профессора. – Да все те же. Ни одна охранная фирма не смогла бы никого охранять, если бы не была под кем-то. Запомните это.
Профессор был разбит и сидел, опустив голову. Он понимал, что все сказанное Василием Александровичем не является правдой. Но и привести веские доводы, чтобы опровергнуть его слова, не мог, он потерялся в своей некомпетентности и сдался. Дед торжествовал. Разгоряченный, с видом победителя, высоко подняв голову, он ходил по комнате, искоса посматривая на побежденного противника.
– Вы закончили? – заговорил Синицын. – Тогда позволю себе перейти к намеченному плану. Я составил необходимый список снаряжения и продовольствия. С размерами одежды пусть каждый разбирается сам. Предлагаю разделиться, половина – за снаряжением, половина – за едой…
– План не одобряю, – возразил Василий Александрович. – Тем, кто был засвечен, лучше не вылезать в город. У нас есть парни, которых никто не видел. Предлагаю их разделить на две бригады и отправить в магазины.
– Согласен, – кивнул Синицын. – Вот необходимый список, – он передал список старшему из парней. – Уточните у всех размеры… Адрес магазина – на листке.
Не теряя времени, ребята записали размеры одежды для всех, их пожелания и уехали за покупками. Мы же опять приготовились ждать. Оставшиеся парни предложили развеяться и сыграть во дворе в волейбол, и все с радостью приняли эту идею. Кроме профессора – он сидел насупившись и смотрел на всех из-под густых бровей недружелюбным взглядом. Я раньше таких черт характера в профессоре никогда не замечал. В моей жизни он был авторитетом номер один, особенно после отъезда родителей. И если мне не к кому было подойти и спросить совета, я шел к профессору. Когда меня как-то за драку загребли в милицию, туда приехал профессор, поручился за меня и забрал к себе. Он в каком-то роде заменял мне отца. А теперь для меня открылось в нем что-то новое, и я не понимал – хорошее или плохое. Мне очень трудно было определить это новое – уж очень сильно держало старое. Но одно чувство я различил отчетливо – в тот момент мне его стало жалко. Все время, пока мы играли, я думал о профессоре, его поведении, явной неприязни к деду и вообще о том, кем же он все-таки является.
За игрой время пролетело очень незаметно, и нас отвлекли от нее лишь парни, вернувшиеся с продовольствием.
– А что, филина своего вы все-таки отпустили? – спросил один из них, подходя к нам.
– Какого филина? – не понял Василий Александрович.
