— Оттуда же, из эфира. Просто поверь. Людей на планете осталось очень мало, теперь за каждым из нас смотрят очень внимательно. Решили дать нам второй шанс.
Вернувшись домой, я первым делом воткнул флэшку в компьютер. Сработал автозапуск, открылось окошко программы с вращающимся трехмерным шариком планеты посреди экрана. Индиго постарались, сделали все на совесть. Оригинальная версия программы тащила файлы из сети, а индиго, судя по всему, скачали спутниковые фото, всю базу данных программы, и собрали так, что она могла работать автономно. Я покрутил мышкой шарик планеты, приблизил его, опять покрутил, и потянулся к рации. Настроился на нужный канал.
— Заноза вызывает Летуна, прием, — и стал повторять эту фразу каждые тридцать секунд, пока рация не зашипела в ответ:
— Летун на приеме.
— Требуется твое присутствие. Есть тема.
— Это может подождать?
— Может.
— Хорошо, буду завтра у тебя.
На следующий день он приехал. Я позвал Вайнштейна, еще Мишка, по обыкновению, крутился вокруг. Я объяснил им, что именно дали мне индиго, запустил программу. Я не стал говорить Летуну, что, сам факт работы спутников настораживает. Информация на спутниках не хранится, они либо передают ее, либо собирают. Обработка данных идет на земле. То, что программа работает, означает, что где-то остались работающие сервера.
Опять показалась планета. Я покрутил ее, не приближая изображения. Оглянулся. Вайнштейн с Летуном сидели с отвисшей челюстью. Один Мишка таращил любопытные глазенки. Он просто не понял, что мы увидели. На экране вращалась планета. Я специально выбрал слой, который так и назывался «без облаков». Все фото, сделанные в погожие дни, собранные воедино. От северного до южного полюса вся планета была покрыта снегом. Белые половинки разделяла узенькая зеленая полоска, протянувшаяся вдоль экватора. И только там, где когда-то была Империя, все было черным. Насладившись эффектом, я пощелкал мышкой, переключая слои. Перешел на температурный. На этом слое, на панели вверху окошка, в дополнение к координатам в белом облачке показывало температуру в том месте, где проходил курсор. Я специально поводил мышкой туда-сюда.
— Минус сорок, — пошептал изумленно Вайнштейн, — и всего каких-то две тысячи километров севернее.
— Минус сорок это средняя температура за тот месяц. А минимальная была минус шестьдесят один градус. — Я показал в угол экрана, где отображались эти данные.
— Невероятно… — прошептал Летун.
— Это еще что! Смотрите, — и я начал водить мышкой вокруг места, где когда-то была Земля Отцов. Выходило так, что в силу какой-то климатической аномалии Земля Отцов оказалась самым теплым местом на планете из тех, которые оказались под снегом. Если можно применить термин «теплое» к месту, где днем минус пятнадцать-двадцать, а ночью минус тридцать. Нам просто сказочно, невероятно повезло.
— Почему у нас так тепло? — произнес задумчиво Летун.
— Вероятно, роза ветров… Помнится, я читал что-то о том, что у нас тут какая-то особенная роза ветров, — откликнулся Вайнштейн. По голосу было понятно, что он сам не верит в то, что сказал.
— Думаю, нас просто пожалели, и дали второй шанс, — ответил я, и получил в награду несколько изумленных взглядов. Ну да, они не привыкли, чтобы я рассуждал об отвлеченных вещах. А я просто процитировал Джека. — Идем дальше, — я стал щелкать по закладкам на панели справа. Закладки сделали индиго, каждая высвечивала определенный участок поверхности, который они почему-то сочли интересным. Первые три закладки показали нам города, расположенные в зеленой, нетронутой снегом области.
— Что-то с фокусом, — прокомментировал увиденное Вайнштейн. Действительно, изображение казалось расплывчатым.
— Ничего подобного. С фокусом все в порядке, — возразил я.
— Тогда что… — Вайнштейн отобрал мышку, и стал играться с настройками резкости, то приближая, то отдаляя изображение. — Твою мать! Там же не осталось камня на камне!
— Я думаю, там были землетрясения, и бесконечные дожди. Вот все и поплыло, — сказал я.
— Значит, цивилизация погибла, — протянул Летун.
— Ну, то, что цивилизации кирдык, было понятно сразу после Песца, — ответил ему я.
— Значит, все кончено, — поник Летун.
— Ничего не кончено, пока мы живы! — я грохнул кулаком по столу, и повторил фразу, которую сказал вчера Джеку, — Старый мир умер, туда ему и дорога. Мы живы, и свободны. Свободны по настоящему!
— Что толку в этой свободе? Свобода от чего, от цивилизации? — Летуна понесло в истерику.
— Свобода от чмуликов. Свобода от навязанных нам обязательств. И это не «свобода от», такая свобода нужна только малолетним дурачкам, «борцам с системой» и произволом взрослых. Наша свобода, это «свобода для». Свобода жить, как хочешь, творить, созидать, просто жить. Это возможно и без технологической цивилизации. Людьми нас делает не компьютер, крутая тачка или плазменный телек. Как бишь это у чмуликов называется, а, вспомнил… «жить по-человечески». Нет! Мы люди, потому, что можем жить и без всего этого. Те, кто не мыслил существования без всего этого, подохли, туда им и дорога.
— Не все, далеко не все. Вспомни про Фраймана, — сказал Вайнштейн. Он стоял возле печки, и шевелил костлявыми пальцами над конфоркой. Наш разговор его, казалось, совсем не интересует. Оказалось, нет. Слушает и мотает на ус, — вы тут устроили групповой сеанс психоанализа, а нам, между прочим, надо решать, что мы будем делать, когда сойдет снег. Останемся сидеть на заднице, Фрайман нам покажет и «свободу от», и «свободу для».
Слова Вайнштейна отрезвили и меня, и Летуна. Действительно, обсуждаем какие-то высокие материи, когда надо решать поставленные жизнью задачи. Я успокоился и сказал:
— Джек сказал, что снег сойдет скоро. Еще два-три месяца, и начнется оттепель.
— Надо собирать общее собрание, и решать, — ответил приободрившийся Летун.
— Не общее. Надо осторожно, не привлекая внимания, собрать всех наших, насчет кого точно ясно, что не шпион Фраймана. Тогда и решим.
— Да, — кивнул Летун, — завтра же начну договариваться.
На том и порешили. Через два дня у Сергея состоялось собрание, на котором присутствовали рыжий Гриша и, Медведь с одним из своих сыновей, Вишневецкий, в Семью которого мы определили Профессора, Летун со своими бойцами и еще двое: Чен, представитель двух Семей узкоглазых гастарбайтеров, и Райво, белокурая бестия, Семья которого обитала неподалеку от индиго.
К началу собрания я опоздал, и, когда вошел в комнату, народ уже рвал на груди рубахи. Спорили ожесточенно, до хрипоты. Рыжий Гриша опять был чем-то недоволен. Мой приход оборвал спор, всем поневоле пришлось здороваться, пожимать мне руку, обмениваться дежурными фразами. Когда я сел, стало ясно, что накал спора спал.
