— Что это? — спросил я у Лени, недоуменно глядя на пушку, с которой мы только что сдернули пыльный брезент. Передо мной стояло орудие, как в фильмах про Великую Войну. Два колеса, наклонный броневой лист, какие-то ручки-крутилки.
— Это 122 мм дивизионная гаубица, — ответил Леня.
-122? Но ведь у наших калибр 155, откуда эта взялась?
— Трофейная. Ты же помнишь, что в свое время Союз снабжал сарацин оружием. Наши много таких захватили, и снарядов к ним. К ним у нас даже снаряды делать стали, и под танковые орудия, и под буксируемые. Танков трофейных тоже много было.
— А почему у нее такой древний вид? Будто из фильма про Великую Войну?
— Так и есть. Их как раз перед Великой Войной начали делать. Такими пушками наши прадеды фашистов били.
— А стрелять-то она будет? Ей же, считай, восемь десятков лет!
— Будет, что ей сделается, — Леня пожал плечами. — Хранилась правильно, все в смазке, ствол наверняка меняли. Если мне не изменяет память, тут неподалеку и снаряды есть, и кумулятивные, и осколочно-фугасные, и бетонобойные.
— Во, хомяки! — я зауважал наших тыловиков. Сохранили, это ж надо.
На складах мы нашли немало полезного, в том числе, минометы и запас мин, четыре гаубицы и снаряды к ним. В боксах напротив стояли тягачи, в том числе, несколько гусеничных, легкобронированных. Тоже трофейные, тоже Союзного производства. Эли сразу полез осматривать один из них. Без тягачей гаубицы не вывезти, во всяком случае, пока лежит снег. Оставалось только запустить тягачи, и надеяться, что они не увязнут в снегу. Гусеницы у них были широкие, так что мы решили рискнуть. Эли хотел сразу попробовать, но на всей базе не нашлось ни капли горючки. Утром следующего дня Летун на снегоходе отправился назад, в Город, за людьми и горючкой. Мы, тем временем, выбили пробки из стволов гаубиц, стали разбираться, что там к чему. Оказалось, что у двух из четырех совершенно новые, не расстрелянные, стволы. Леня разобрался с механизмами, засунул в затвор гильзу, и сказал, что, на его взгляд, все исправно:
— Тормоз отката в порядке, сальники тоже, течи нет, накатник целый, затвор в порядке, ствол вообще нулячий, ни забоин, ни заусениц…
— Давайте стрельнем! — предложил я, полушутя-полусерьезно. К моему удивлению, народ воспринял мою идею с энтузиазмом. Леня разобрал и почистил механизмы гаубиц, смазал их по-новому, пробанил ствол. Похвалил простоту конструкции.
— Как часы, — похлопал он по стволу пушки, — или как молоток. Просто и надежно.
Если вдуматься, идея была не такая уж и мальчишеская. Древняя гаубица требовала проверки. Хороши бы мы были, притащив с немалыми усилиями в Город бесполезные железки. Мы расчистили от снега пятачок перед воротами склада, и выкатили гаубицу на них. Развели станины. Притащили ящик, в нем было два снаряда. Я взял один в руки, попробовать, сколько весит. Тяжелый, гад, за двадцать кило точно. На дне ящика желтела бумажка. Я поднес ее к глазам. Штамп ОТК номер такой-то, ответственная Полыхаева Н.К.
— Привет из Союза, — показал я бумажку Вайнштейну. Тот хихикнул и пожал плечами:
— Главное, чтоб без скидки.
Я не сразу понял, о чем он, потом врубился и захохотал. Да, главное, чтоб без скидки, и бомбы, и снаряды. Зарядили гаубицу. Я предлагал Лене укрыться, но он бил себя кулаком в грудь, и говорил, что все в порядке, и если пушку разорвет, то пусть и его вместе с ней. Мы попрятались, Леня закричал «выстрел!», и дернул за шнур. Ахнуло так, что я аж присел. Пушка мотнулась назад, чуть подпрыгнула, ствол с казенной частью отъехал назад, и рывком вернулся на место. Облаком взметнулся снег вокруг. Дымящийся снаряд вывалился из казенника. Где-то вдалеке, километрах в полутора-двух грохнул взрыв. Мы сели на квадроциклы и поехали смотреть. Выстрел очень удачно угодил в угол частного дома, крохотной такой виллочки. В результате, часть дома перестала существовать, а остальное сложилось внутрь. Живописные такие руины получились.
— Неслабо, — я наклонился и поднял с земли кусок черепицы, — а что будет с танком, если попасть в него такой штукой?
— Под танк нужен кумулятивный снаряд, — ответил Леня.
— Ну, хорошо, — упорствовал я, — он пробьет броню?
— Смеешься? Конечно, пробьет. Ну, то есть, скорее всего, пробьет. Зависит от угла и расстояния. Но тут есть проблема… он почесал в затылке, — танк тоже будет стрелять в ответ. А у него пушка точнее. Лазерное наведение, и все такое. Зато этой можно с закрытых позиций стрелять. Только таблицы с расчетами найти надо.
Я задумался. Сомнительно, чтобы гаубица влегкую взяла современный танк. Ствол у нее слишком короткий, соответственно, начальная скорость снаряда ниже. Но, кроме стрельбы по танкам, много чего можно придумать. В голове сразу завертелись различные варианты использования гаубиц. Мы вернулись на базу, и стали копаться дальше.
— Заноза, у нас гости, — зашипела рация у меня в кармане. Вышел на связь Томер, оставленный дозорным на вышке.
— Подробности, — бросил я в микрофон.
— Двенадцать… Поправка, пятнадцать человек на лыжах, со стволами. Есть пулемет, еще что-то тащат.
— Дождались, б…, и нахрена ж было пулять, детский сад, — выругался я и закричал через весь ангар Эли и Вайнштейну: — к бою! Леня где? Давайте его тоже сюда!
Мы заняли позиции. Эли, как лучший стрелок, влез на вторую вышку, мы с Вайнштейном сели в снег у пролома.
— Томер, сколько до них? — запросил я.
— С полкилометра.
— Когда будут метров за сто, очередь под ноги.
— Понял.
Мы с Вайнштейном сидели за забором, не высовываясь. Я слева от пролома, он справа. Когда с вышки прогремела очередь, я осторожно, одним глазком, выглянул. Никого не увидел. Запросил Томера:
— Что там?
— Залегли, рассыпались в цепь, — и, парой секунд позже, — похоже, совещаются.
Прошло несколько минут. Я начал замерзать, руки на автомате сводило от холода. Тем, в поле, было тоже несладко. Наконец, один крикнул, сложив ладони рупором:
— Вы кто! Чего надо?
— Люди! Из Города!
— Сарацины?
— Нет!
Кричавший встал, показывая пустые руки. Ожила рация:
— Держу его на прицеле. Стрелять?
— Пока не стреляй, — ответил я. И уже мужику:
— Подойди, поговорим! Только один и без оружия!
— А ты стрелять не будешь? — идиотский вопрос. Если я захочу в кого-то стрелять, стану я ему об этом сообщать? Я ответил:
— Нет, не буду! Обещаю!
Мужик подошел к пролому. Остановился. Я сказал ему:
— Заходи внутрь.
Он зашел, мы встали лицом к лицу. Я снял маску, чтобы он увидел мое лицо. Он был без маски, лицо обветренное и бородатое. По виду его можно было бы принять за одного из наших.
