причем лучших из них. И да, враг был решителен, силен, свеж, быстр, а потому копья полетели в стороны, и рубаки Хромого сразу же взялись за мечи. И осуждать их за это было бы несправедливо. Группа желтобрюхих, какими бы массивными эти орки ни были, но оказались невероятно цепкими и словно те обезьяны помогали себе при перемещении могучими ручищами, а потому, практически не понеся урона от копий, весьма уверенно преодолели ров, затем вал и едва не взлетели по вертикальным бревнам частокола, чтобы лихо перемахнуть его. Ну почти. На последнем этапе здоровяки словно в стену прямо-таки врезались в строй далеко не последних мечников. В общем, пока синеспиный чего-то там гневно ревел позади своих приближенных воинов, их самих почти и не стало. Пусть и, как упоминалось, не без потерь у защитников стены.
— Бурхан, я тут. Зачем к другим лезешь? Эй, Ласковый, сюда, скорее же! — вылез уже в другом месте на стене неуловимый обидчик, чем снял напор с поредевшего 1-го десятка, который так и не допустил врага внутрь. А убравшись снова за стену, крикнул уже своим. — Второй десяток, буробоких колоть копьями, пока они ползут на вал. На переваливших через частокол не отвлекаться — ими займутся мои телохранители. Желтобрюхих почти всех выбили. Бурхан — ранен, но с ним я сам. Первый десяток, отдыхать, но оставаться на стене для численности. Ополчение, тоже самое. И чего понурые такие, где ваш грозный вид, бабоньки? Представьте, что эти суки назвали вас толстыми. Не? Не то? Тогда они сожрут вашу еду. Всю! Вот, это другое дело! В бой!!! Бурхан, сюда — я тут! Где ты там вечно лазишь? Ау!
— И раз! И-и два! И-и-и три! — принялся Эрих Мадс по прозвищу Хмурый, то есть командир 2-го десятка, руководить боем, в ходе которого слаженные залп за залпом из копий с достаточно широкими и длинными стальными наконечниками уносил если не сразу жизни, то способность лезть дальше у до десятка буробоких за раз. Кое-кто всё же уворачивался, а то и хватался за копья, один раз даже умудрившись вырвать его из рук нерадивого бойца, хотя преимущественно получали рассечение ладони, что тоже результат. А тем временем русоволосый крепыш с такой же бородой и уж месяц как со снова гнущейся рукой не упускал ничего, продолжая командовать. — Ты, стой на месте! Эй там, запасное копье ему! И раз! Слаженнее!!! Выше щиты! И два! Не отставать, все разом лупим. И три! Копья — в сторону, и...
— Нет! Второй десяток, два шага назад и продолжать копьями. Первый десяток, не лезть! Телохранители, вперед! Второй десяток, короткий укол — и-и-и, давай! Еще! Стоп! Теперь не мешать моим! Реж их, парни! Молчун, займись тем пузатым, — указывая направление, а порой и пафосно размахивая обнаженным мечом, перекрикивал шум боя Командор, пока отдавал свои указания. — Хмурый, сместитесь левее и колите, до кого дотянитесь копьями. Молчун, остаётесь на месте и держите напор. Раз лезут — принимайте тупых уродов на мечи. Хмурый, вы тыкаете, пока достаёте. Подлавливайте этих «скалолазов» долбаных. Так, Первый десяток, перейти вправо. Там отставшие буробокие, похоже, попёрли на ополченцев. Быстрее! Ополченцы, коли бодрее! Но в схватку не лезьте. Живее, Первый десяток. Давай-давай, Хромой — там уже бой завязался. Ополченцы, в сторону! Руби их, парни! Ополченцы, заняться своими ранеными. Помогите, вон, Старосте, блин. Поддай жару, Хромой! Секите этих паскуд, парни! Покажите проклятой контре наше пролетарское... Быстрая, ну ты-то куда выперлась? Без брони, без щита, в одном тряпье, но с мечом. А? А(почесав затылок). Ну так тоже можно было. Пока, Бурхан. Ты был не так и Быстр, да и Ласку свою, видно, приберег для своих желтопузых пи...
— Берегись, Лин! — вдруг завопила Китен Вальц, когда увлекшийся балагур позабыл, что он ещё и командир, как-никак обязанный следить за обстановкой, вот и прошляпил подобравшегося желтобрюхого. Того самого переводчика, что ехал рядом с синеспиным вождем, ныне уж покойным стараниями Хельги Дирк по прозвищу Быстрая. — О нет, только не это! Неэ-э-эт...
— Ты помял мне кирасу, урод, — хрипло почти выплюнул явно неуместное сейчас свое наблюдение всеми любимый Командор под прицелом множества замерших в ужасе взглядов. Однако опора и надежда сотни людей, как ни странно, но не улетевший от прямого в живот и даже не сложившийся пополам, продолжил отчитывать ловко нанизанного им на меч орка. — Ты испортил ее! Ты знаешь, скотина, сколько времени я ее выклеивал, а? Нет? Что молчишь? А, ты уже сдох? Ну бывает. Пшёл, падаль. Так, чего рты разинули, я сам должен добивать всех лобастых? Резче-резче, народ! Мочи их...
— Ты в порядке, Лин? Я видела, как он тебя...
— Ты чего на стену залезла? Вернулась быстро к своим обязанностям! — наорал на заливавшуюся слезами блондинку нечуткий брюнет. Но добавил куда ласковее. — Я в норме. Иди займись ранеными. Им нужнее.
— Отступают!!! — вдруг кто-то заголосил, когда от орков осталось с полста на ногах и еще около того способных ползти. Остальные либо истекали кровью во рву, либо уже отмучились. — Бегут, зеленожопые!
— Так. Оба десятка, кто на ногах. Молчун со своими. Ну и ты Быстрая, возьми кого посчитаешь нужным. Все идёте со мной! Живее-живее! Собраться и построиться в колонну! — мобилизовал Командор, как вышло, двадцать шесть опытных бойцов, прежде чем броситься в погоню. — Открыть ворота! Ополчение, оставаться на стенах и смотреть в оба. Санитары, раненых — под навес и перевязать. Бойцы, форсированным маршем — за мной!!!
— Удачи, Командор! — закричали со стены некоторые ополченцы. А к ним присоединились и все остальные. — Смерть врагам!
— Ага, и творогам заодно, — себе под нос схохмил дурак с поломанными ребрами, но прущийся вот в бой. Ну и продолжил свой бубнеж. — А всё потому, что никак нельзя упускать недобитков. После уже буду отлеживаться, а сейчас, пока они пешком, ибо волчары в километре отсюда с пастухами остались, надо настигнуть и переколоть зеленозадых, ну и...
— Командор, ты в порядке, — явно что-то поняв по бледному лицу чернобородого юнца, тихо спросил приблизившийся рыжебородый ветеран. — Может...
— Лучше всех, Хайнц. Тем более я собираюсь только командовать. А геройствовать вам придется. Не боись, Хромой, не сдохну. Не дождетесь, хе-хе! Учись, вон, у Молчуна — он панику зазря не поднимает, — а чутка пободрившись, принялся командовать. — Так, Первый
