А ты не знаешь? - удивлённо посмотрел на коммандера Альфонс. – Вся бойня, в которой вас будут топить как котят, устраивается во славу Прихода, дабы усластить духов мира. Праздник завтра это ещё более кровавое зрелище и сегодня вы жертва духам, этакая закуска перед завтрашнем обедом.
«Святой Бог, это уже откровенный беспредел… чёртовы садисты».
- Ладно, давай Данте, я и мои деньги верят в твою победу, - потрясая кулаками с оттопыренным большим пальцем, говорит Альфонс, на развороте кидая, - озолоти меня, мальчик!
- Эй, что стоишь там! – раскричался сидящий за столом. – Давай записывайся или проваливай!
Данте тяжело выдохнул и пошёл вперёд. Служитель культа роется в бумажках и что-то разбирает, не обращая внимания на коммандера, а поэтому будущему бойцу арены пришлось обратиться первым:
- Как тут регистрируются?
- Ты гладиатор?
- Он самый.
- Так, сначала правила – у тебя на арене может быть только пестик и меч, а так же шмот на теле. Ни гранат, ни автоматов, понятно?
- Да.
- У тебя-то хоть с собой оружие есть? Или с голыми руками пойдёшь? А то могу продать чён-ить по дешёвке за два песо.
- Всё есть, уважаемый… всё есть.
- Ништяк, а теперь как тебя кличут? Нет-нет, твоего имени мне не нужно, лучше кличку назови.
- Я тебе что пёс?
- По сравнению с храмовыми псинами ты по статусу ниже собаки. Давай мне тут не дурь не мути, говори или проваливай!
- Хорошо, - проскрипел зубами Данте, - ну, пусть будет… Храмовник.
- А может… хромой? – усмехнулся надменно культист и чиркнул на бумажке. – Да ладно, ладно… Храмовник так Храмовник, - после этого достал фотоаппарат и щёлкнул парня, - так, фоточку на память.
- Это ещё зачем?
- А как вас там ведущий будет вас балбесов различать? По инстинкту или Кумир подскажет? – и после отпущенной издёвки приложил к уху телефон. – Ало, слышь, братюнь, тебе там боец не нужен? Что? Всё полно? Хорошо, - откинув трубку, сектант небрежно сказал коммандеру, швырнув кусок жёлтой ткани, - всё, привяжи себе эту хрень и сгинь с глаз моих… пройдёшь дальше по коридору. А теперь давай-давай, шевели булками!
Валерон пошёл дальше. Спустя минуты три блужданий по коридорам он нашёл, практически у самого выхода на арену командиру для гладиаторов, такую же серую и прохладную, как всё тут. Как только он переступил порог, перед ним предстало больше полусотни мужчин и женщин, от подростков до пожилых людей, которые передвигаются еле как. Тут много кого – и нищие в лохмотьях, накопившие один песо для входа, и вполне зажиточные люди, стремящиеся попасть в благой квартал. Все заняты своим делами – кто-то точит меч, лязгая по всей комнате металлом, кто-то проверяет пистолет, а кто-то шепчет молитву. Другие же активно разговаривают и веселятся, смеются в истерике и безумии.
- Во! – кто-то крикнул. – Свежее мясо к нам закинули!
- Какой хлопец… сегодня будет знатное веселье!
Вид этих людей вызывает недоумение, но большее негодование и боль души рождается от осознания, что через несколько минут какой-нибудь сорокалетний жлоб зарубит какую-нибудь девчонку или пристрелит пацана, которому ещё вчера восемнадцать стукнуло. Данте искренне ненавидел арены у себя дома и «дома крови», в которых люди могли часами рубить друг друга, а тут он попал в самое пекло этого развлечения.
Пара гладиаторов, закрепив леску между зубами много позже и сглотнув пакетики к ним привязанные, сейчас достали их, а кто-то из-под мантий вынимает бутылки и шприцы с разноцветным содержимым и давай принимать всё это. Боевые наркотики, да и просто наркота должна подготовить тело, точнее сделать его бесчувственным и придать энергии сил. Данте уже предвидит, как его разорвёт какой-нибудь крупный перекормыш в наркотическом угаре. А таких амбалов тут хоть отбавляй – из полсотни десять точно похожи на шкафы с перекаченными мышцами, которые пришли с массивными двухметровыми тесками, нежели ножами и мечами.
Италтйцу стало не по себе, сердце стало биться чаще, звеня ударами артерий в ушах. Имперец побледнел ещё сильнее, его колени задрожали, а руки похолодели. «Где мой любимый автомат?» - спросил он у себя, но в ответ лишь приближающаяся паника. Он воин и боец, давший клятву сражаться за людей, прошёл десятки сражений и стычек с самыми опасными противниками, от роботов до наёмников, но никак не гладиатор, который сражается без хорошего оружия и поддержки, в одиночестве и на потеху арене. Впервые за долгое время он чувствует убийственный страх, который вот-вот подкосит его ноги. Даже когда он мстил за гибель друзей в Сиракузы-Сан-Флорен преступному миру, с ним был его брат и наёмник. А здесь он один и в поддержку только присутствие где-то в толпе Сериль, да помощь Бога.
Чтобы не упасть от эмоций, парень сел на каменный выступ, на котором сидит множество других людей, и он занял место возле очень интересного человека. У него бардовый балахон, расшитый золотыми узорами, капюшон откинут назад, а на коленях покоится двуручный простенький меч, с железным навершием в виде волчьей головы. У него короткая стрижка, почти под ноль, глаза отражают цвет янтаря, грубое лицо в общем – широкий подбородок, высокий лоб и мощный нос.
- Не-не думал, что тут бьются и слу-служители Прихода, - заикаясь, констатировал Данте и попытался взять себя в руки, глубоко вздохнув и выдохнув, вспоминая слова Сериль о страхе.
- Не думал, что тут есть трусы, - отчеканил хладно парень в бардовых одеждах, - ты боишься, парень? Боишься умереть там, на песке и навсегда сгинуть?
- Нет, - ответил Данте, - не боюсь. А ты?
- Я хожу под сенью самого Кумира. Я не могу пасть, а потому и страх мне не ведом.
- Так что ты тут делаешь?
- Я пришёл сюда, чтобы восславить наш Приход, доказать, что у него есть достойные воины, дать бой всяким крысам, отвергающим свет Кумира. Ну и естественно попасть в «Освещённый Духами» квартал… и увижу возможного самого Кумира. А ты за что биться вышел? За деньги? За славу? Так знай, они не более чем пыль в этом мире. Не для этого я снял с себя Святые Сентенции и дал право ударить себя.
- Ох, лучше скажи, как тебя зовут.
- Имя моё – Ишьян.
- Странное имя для этих мест, - удивился Данте. - Ты случаем
