сейчас это легкое увлечение испарилось словно утренняя роса на солнце.
Внешне его высочество все также был учтив и мил с принцессой, но, когда они с бароном оставались наедине, на голову Астрид из уст принца сыпались проклятия. В такие моменты Жан-Луи чувствовал себя неуютно. Сегодня принц тебе доверяет, а завтра может избавиться от тебя, на всякий случай, ибо ты узнал непростительно много тайн его высочества.
Особенно сейчас, когда у принца Луи периодически возникают приступы паранойи. Он, похоже, полностью уверен в том, что в Вестонии никакой угрозы смерти для него не существует. И что вся эта история с ядом — это дело рук либо самой принцессы Астрид, либо ее сторонников.
Некоторое время барон де Леви серьезно размышлял над подозрениями принца, но довольно быстро выбросил их из головы. Ведь у принца ни одной недели не обходилось без какой-нибудь теории заговора, что плетут против него враги.
Иногда, глядя на этого исхудавшего человека с болезненным цветом лица и горящими нездоровым огнем глазами, Жан-Луи спрашивал сам себя: куда же подевался тот жизнерадостный, переполненный творческими идеями принц Луи?
Масла в огонь подливали вести с севера. Армия конунга Бьёрна Острозубого была разбита. Сам он, его младший сын, а также большинство знатных северян погибли. Как только страшные вести дошли до Фьёрдграда, в столице Винтервальда начались волнения, которые довольно быстро улеглись. И снова благодаря мудрости принцессы Астрид.
Дочь конунга не стала усугублять и без того сложное положение в стране борьбой за власть. Хотя с ее острым умом, хладнокровным характером и, что особенно важно, магическим даром сесть на трон не представлялось чем-то невозможным. Но она поступила иначе. И как показала практика, сделала все правильно.
Принцесса Астрид беспрекословно уступила власть в Винтервальде своему старшему брату Олафу Серому, и народ ее в этом поддержал. Как и ее средний брат Ульф Волчье Сердце, который по приказу нового конунга начал набирать новую армию. Благо Острозубый не все кланы призвал в поход на север.
На фоне поражения бывшего конунга и неоднозначных вестей с юга статус вестонской делегации обрел некую неопределенность. Внешне это не было заметно, но Жан-Луи все-таки ощущал эту странную напряженность.
Взять хотя бы регулярные совместные приемы, что устраивали ее высочество принцесса Астрид и принц Луи. Последний уже довольно давно перестал быть объектом внимания местной знати, которая еще совсем недавно старалась как можно чаще мелькать перед глазами младшего сына короля Вестонии. Да и сама принцесса после того, как на трон сел ее старший брат, постепенно начала терять свою популярность при дворе.
Все внимание дворян Винтервальда было обращено сейчас на Олафа Серого и его семью. Тем более, что веселые пиры и разнообразные состязания, которые устраивал новый конунг, были больше по душе местным, чем бесполезные разговоры о музыке, моде, живописи и скульптуре, что велись на приемах у принцессы Астрид и ее иностранного женишка. Разве сравнятся они с кровавыми поединками между сильнейшими воинами, грандиозной попойкой или славной охотой на матерого зверя? Вот и сейчас вся винтервальдская знать пировала в главном зале, чествуя нового конунга.
Жан-Луи и раньше прекрасно понимал, что принц Луи никогда не станет своим для этих людей. По сути, его высочеству нужна была лишь их поддержка в его борьбе за трон Вестонии. Но сейчас у барона де Леви складывалось такое впечатление, что они могут в любой момент лишиться и этой поддержки. Тем более, что у винтервальдцев и своих проблем хватало. Им бы сейчас самим удержать власть в своей стране. Каждый боец на счету… Чего уж говорить о походе в какой-то далекий Эрувиль.
Эта неопределенность распространялась и на свадебные планы. Из-за смерти конунга Острозубого разговоры о свадьбе принца Луи и принцессы Астрид постоянно откладывались на потом. Новый конунг не спешил давать свое благословение и разрешение на этот брак. Хотя насколько Жану-Луи было известно, одним из пунктов в договоре, заключенным Олафом Серым и принцессой Астрид перед коронацией, был именно пункт о скором бракосочетании.
Так барон де Леви и сидел напротив камина, обуреваемый мрачными мыслями под отвратительный аккомпанемент писклявой флейты и дрожащий от собачьего холода…
* * *
В центре просторного зала, наполненного светом горящих факелов, стоял длинный дубовый стол. Во главе этого стола восседал, тридцатилетний мужчина с длинными седыми волосами и широкой бородой. Его массивная фигура внушала уважение и страх. Это был новый конунг Винтервальда, Олаф Серый.
На его челе красовалась недавно возложенная жрецами корона, а на плечах висел расшитый золотом плащ, украшенный мехом белого медведя. И корона и плащ когда-то принадлежали его отцу, Бьёрну Острозубому, нашедшему свою гибель где-то в землях ледяных жрецов.
Конунг Олаф держал в руке резной рог, наполненный медом. В его глазах блестел огонь веселья, а голос гремел, заглушая крики пирующих. Застолье в честь нового правителя Винтервальда продолжалось вот уже вторую седмицу. И, судя по всему, еще только набирало свои обороты.
Вокруг конунга собралась дюжина глав некоторых восточных кланов. Они прибыли на коронацию издалека, чтобы обсудить важные дела, но к этому моменту серьёзные разговоры уступили место смеху и песням.
Стол ломился от еды: жареное мясо, свежий хлеб, горы фруктов и овощей из знаменитых оранжерей принцессы Астрид, а также бочонки с медом и пивом. Воины поднимали серебряные кубки за долгое правление нового конунга, за здоровье друг друга и за славные победы, которые их ждут впереди.
Главы кланов, которых не позвал с собой в поход прежний конунг, закаленные в боях воины с длинными бородами и глубокими шрамами, с удовольствием поглощали дармовые еду и пиво, весело при этом улыбаясь и многозначительно переглядываясь между собой.
Один из них, могучий мужчина с гривой рыжих волос и огромной золотой цепью на шее, рассказывал о том, как ему удалось голыми руками победить в поединке старого матерого волка. Другой, с лицом, покрытым татуировками, вспоминал, как хитростью вывел врага из крепости.
Уже хорошо набравшийся конунг, слушая очередную забавную историю, бил кулаком по столу, гогоча так, что вся еда из его рта разлеталась в разные стороны. В его седой мокрой от пива и меда бороде застряли крупные хлебные крошки и кусочки мяса.
Женщины и прислужники бегали между столами, разливая напитки и поднося новые блюда. В воздухе висел запах жареного мяса и свежего хлеба, смешивающийся с кислыми ароматами разлитого пива, тяжелым духом немытых тел и дыма от факелов.
С каждой новой открытой бочкой разговоры становились все громче, смех заразительнее, а песни оживленнее. Мед струился ручьями,
