малоросл да толст. Прямо планетка на ножках. Ходит, наверное, смешно. Жаль, я этого не видел.
А перед троном, стоя на полу, малахитовыми плитами выложенном, очередной аэд разоряется, струны дерет. Сто шестнадцатый. Следующий – я.
Ох, болит моя голова. А поджилки – дрожат. Песни так сочинить и не удалось. Некогда было.
Поселили нас в отдельное крыло дворца, и к каждому на ночь по рабыне прислали. Гостеприимцы. Чтоб их…
Поспать-то толком не удалось с утехами ночными, не то что слова хвалебные приготовить. Те, кто посдержанней, может, и отказались, время провели в творческих мучениях, а не в банальных наслаждениях. Да куда уж мне…
Ничего, как-нибудь. Сымпровизирую.
Мелодичный звук гонга отразился от стен. Место перед троном опустело. Аэда увели в неприметную дверь. К славе? К прожорам?
Моя очередь.
Медленно и торжественно шествую по залу. Хорошо, что он длинный. Надуваю щеки, пыжусь, а мысли мечутся мелкими рыбешками, снуют туда-сюда. Как петь, о чем петь?
О величии нового правителя? Споешь об этом, правильно споешь – и будет всю жизнь Его Мощь и Красота к величию стремиться…
Сложишь настоящую песню о победах и воинской славе – проведет правление в войнах с соседями.
Упомянешь богатство и изобилие – будет новый владыка Хирейский только о деньгах и думать…
О чем петь? И как? Чтобы правильно!
Жаль, что не каждый из правителей Галактики при восшествии на престол песен требует.
Вот и трон. И плюгавец на нем.
Что петь?
Что-то дернулось в груди. Поднялась из глубин души паника и тут же сгинула, растворилась в серебристой волне спокойствия. И я ощутил идущий изнутри взгляд, острый, сильный. Словно кто-то другой смотрел из глазниц бесталанного аэда Орфея.
И голова болеть перестала. Словно исчезла.
Ожили руки, огладили струны. Поплыл по залу напев моей лиры. И ответил ей – голос. Мой и не мой. Сильный. Чужой.
– У меня нет слов, чтобы достойно спеть про нового владыку Хиреи, – сказал я, дивясь произнесенному. – Все слова бессильны. Поэтому я просто сыграю. Так, как сумею.
Заструились струны, запели. Пальцы мои шевелились сами по себе, рождая странный, чудовищный по красоте мотив. Ознобом отдавался он в позвоночнике и холод порождал в сердце.
Они смолчали, хотя я нарушал правила. Я должен был петь. А пели – струны.
В один момент я понял, что слышу всех вокруг. Громко сопело тщеславие в груди сидевшего на троне человечка, выла сворой голодных волков алчность в сердцах аэдов за стеной, мерзко хихикали мелкие мыслишки в головах придворных, что толпились у стен…
В чем дар аэда – в том, чтобы петь? Или в том, чтобы слышать?
Мои струны пели. Нет, не мои. Просто струны. Заглушая сопение, вытье и хихиканье, вкладывая в души людей – свое звучание. И менялись лица, становясь строже, спокойнее. Люди во дворце начинали прислушиваться к происходящему внутри, и это делало их другими…
И я знал: у них в сердце этот мотив будет теперь звучать всегда.
Взвизгнули струны и лопнули…
Никто не пошевелился, пока я шел к выходу. Никто не остановил меня, пока я добирался до звездолета. А награда – зачем она мне теперь?
* * *
Из Большой Метагалактической Энциклопедии:
Орфея синдром (новая запись) – необъясненный случай массового помешательства. Произошел на Хирее в 10457 году у. л., во время певческого фестиваля при восшествии на престол Архада Седьмого. Помешательство спровоцировала музыка аэда по имени Орфей. Вскоре после этого правитель Хиреи сделал свою планету закрытым миром. О дальнейшей судьбе самого Орфея сведений нет.
* * *
Внутри меня пусто. Как в склепе. Точно в разграбленной могиле.
Все. Я сделал то, что должен. Дальше незачем. Сочинять, двигаться, дышать.
Впервые нуль-шишига, которого я зову смешным именем Ерофеич, молчит, придя ко мне. Он сидит на консоли «вызов», и та молчит. Он все знает, и он со мной согласен. Да, сделал. Да, незачем.
Мой корабль нацелен точно в сердце звезды со странным именем Менада. Лететь мне осталось недолго. А дальше – смертоносное пламя. Ведь зачем жить, если я больше не смогу петь? Так, как пел перед троном из червонного золота.
Лира стоит на подставке, и струны ее порваны. Все. Ей тоже суждена гибель.
Я не могу больше петь, но дар слышать остался. Но в космосе – совсем иные звуки. Нежно шептала мне вслед Хирея, плакали светом золотые, серебряные и зеленые звезды, пели модницы-кометы, выставив распушенные хвосты. Яростно ревела Менада, готовясь ко встрече со мной.
И нуль-шишиги шуршали в черных дырах, сетуя на падение скорости света…
Алексей Волков, Андрей Новиков
Будьте осторожны!
Когда корабль начал торможение, а до Тумбы оставалась неделя полета, Хануфрий Оберонович Парсалов вызвал в кают-компанию всю нашу группу практикантов астроучилища и с какой-то непонятной озабоченностью спросил:
– А как у вас со стрельбой, ребята?
Мы промолчали. Никому не хотелось признаваться, что за все время учебы нам так и не довелось взять в руки бластер, хотя мы успешно сдали на экзамене его устройство. Парсалов нахмурился, застегнул до конца молнию на своей потертой куртке из афудиловой кожи и решительно произнес:
– Как ответственный за вашу практику, официально объявляю, что курсант, не сдавший лично мне зачет по стрельбе, на Тумбу не ступит. К занятиям приступаем сегодня же. В трюме номер два я оборудовал учебный тир.
Вскоре мы убедились, что Хануфрий Оберонович постарался на славу. Как мы узнали позднее, он тайком протащил на корабль списанный учебный тир для обучения десантников Дальней Разведки. Мишени в нем были разные: бегающие, прыгающие, ползающие, летающие и размерами от мухи до пурда. Теперь скуке между вахтами пришел конец. Все свободное время мы проводили в тире, и даже ночами нам снилось, что мы продолжаем стрелять лежа, сидя, стоя, на лету, держа учебный бластер руками, ногами, зубами… Любой промах приводил обычно спокойного Парсалова в ярость, и он, размахивая перед носом мазилы нещадно дымящей трубкой, орал:
– Раззява, забодай тебя комар! Чтоб ты три раза вошел в гиперпространство и два раза вышел! Черную дыру тебе в карман, хрумпль ты альдебаранский! Вот выскочит на тебя из кустов хвостозуб, и промазать не успеешь! Будешь у меня всю практику у киберповара клиренс чистить!
В общем, загонял он нас так, что ни у кого не хватило ни сил, ни времени заглянуть в справочник и узнать, с какими же чудовищами мы будем воевать на Тумбе. Лишь накануне посадки, когда вся группа
