руках мы совершили переход в вертикальную, затем медленное разведение ног в шпагаты: продольный и поперечный. Всё это мы проделывали, не меняя стойки, с дыханием и в определенном ритме, который задавал отец. Закончилось упражнение переходом на мостик и одним слитным движением на ноги в боевую стойку.
Весь этот комплекс упражнений занял у нас минут двадцать-двадцать пять.
— Вижу, что не забрасывал занятия в армии, молодец! — похвалил меня отец. — Теперь начнем с того, что тебе ближе всего. Бери захват и бросай меня своей коронкой. Только бросай по-взрослому, как только сможешь!
«Ну, сейчас! — подумал я. — Раньше отец мне такую фору не давал».
Быстро схватил его за майку, обманный рывок вправо, показал движение в обратную сторону, а сам резко подвернулся на бросок через спину…
— Ай! — вырвалось у меня, когда я со всего маху ударился об маты с высоты двух метров.
— Попробуй еще как-нибудь, — отец был спокоен и серьезен, как никогда, — бери захват.
Я обхватил его за корпус вместе с руками, намереваясь бросить прогибом через грудь. Он как ртуть ушел от захвата вниз, и меня опять припечатало спиной о пол.
— Вот над этим и будем сегодня работать!
Три часа спустя
Я устал! Нет, правда, я устал до дрожи в ногах. Через три часа тренировки я почувствовал, наконец, что это такое — полноценная усталость от занятий. Отец глядя на меня одобрительно кивал головой.
— Я виноват, конечно, перед тобой за то упущенное время! Но ваши тренеры в интернате тоже кое-что в тебя вложили. Так что будем упорно работать и непременно всё нагоним! Моторика у тебя хорошая, реакция отличная, соображаешь тоже неплохо! Думаю, лет так пять-шесть упорных тренировок, и всё придет в норму! Не забывай еще о нашей родовой памяти — она нам тут очень сильный помощник!
— Отец, я всё хотел тебя спросить! Можно? — спросил я, застегивая у себя на рубашке пуговицы.
— Конечно, спрашивай! — ответил он, вытираясь полотенцем. — У меня от тебя тайн нет.
— У нас в роду все постигали это искусство?
— Да, детей инициировали в шесть лет, а боевым единоборством начинали заниматься с восьми.
— Я не пойму тогда, как какой-то там ученик смог убить этого Леммаха, да еще ударом копья в спину?
— Я думаю, здесь виновата либо жена этого ученика, либо его красавица-дочь, — ухмыльнулся отец. — Не надо терять самоконтроль, когда занимаешься этим с чужими женами или дочерьми.
— Понятно!
— Ну что, домой или перекусим где-нибудь? — спросил отец, садясь рядом со мной в машину на заднее сиденье.
— Домой! — мне хотелось, наконец, принять горячий душ и растянуться на диване.
— Давай, Пётр! Рули к дому!
Мы добрались быстро. В ночном городе машины практически не встречались.
Соорудив себе разных бутербродов из колбасы и сыра, мы уселись на кухне.
— Когда достигнем приемлемых результатов в передвижениях и защите, — говорил отец, разливая по чашкам душистый чай, — постепенно перейдем к сбиваниям, подсечкам и ударной технике. Это всё весьма отличается от того, что ты изучал раньше в интернате или видел когда-либо в кино.
Я, соглашаясь с ним, кивнул. Это уж точно! То, как двигался отец, ни на что не похоже!
— Мне придется немного изменить методу наших с тобой тренировок, и мы станем отталкиваться от той базы, что у тебя уже есть сейчас.
Отец целиком запихнул себе бутерброд в рот и, чуть прожевав, запил чаем.
— А вот холодное оружие, — продолжил он, — и другие, не менее смертоносные предметы мы будем вплетать в систему обучения постепенно, по мере освоения передвижений и укрепления кистей рук. Пока они у тебя слабоваты… давай покажу!
Глотнув из чашки, он отодвинул от себя тарелку с бутербродами и встал из-за стола. Я поднялся за ним следом.
— Хватай меня за руку! Держи крепче изо всех сил!
Я схватил его левую руку своей правой и сжал пальцы что есть мочи. Отец без видимых усилий провернул свою кисть большим пальцем к себе и легко освободился от захвата.
— Запомнил движение? — и, дождавшись от меня кивка, сказал: — Теперь давай ты.
Он взялся за мою руку, и тут я почувствовал, что попал в железные тиски. Отчаянно попытался таким же способом освободить свою руку — куда там! Я даже не смог провернуть кисть.
Отец снова сел за стол и облокотился на спинку крепкого дубового стула.
— Система боевой подготовки в нашем роду, — начал он учительским тоном, — совершенствовалась нашими предками многие тысячелетия. Что-то убиралось за ненадобностью, что-то наоборот добавлялось! Наши мудрые предки брали что-то новое, подгоняли под наши возможности и вплетали это в существующую систему обучения.
— Например? — спросил я.
— Ну, например щит! Со временем искусство владения щитом сошло на нет, и эта дисциплина была заменена другой техникой, которая в полной мере отвечала духу времени.
— А еще?
— Копейный бой на конях, — терпеливо ответил отец. — Нет, конечно, эти знания никуда не делись, и при желании можно научиться и этому, но только в качестве дополнительных занятий, а сейчас это совсем не твой случай.
— Да, это точно может сейчас подождать! — я согласно кивнул.
— В нашем роду знания всегда передавались в полной мере только от отца к сыну, — продолжал отец, — бывали, конечно, случаи, когда с наследником занимались старшие родичи, но эффект от таких занятий был совсем не тот.
Он пощёлкал пальцами в воздухе.
— Не было той необходимой для обучения сакральной связи, и поэтому оно затягивалось на несколько лет дольше, чем это могло быть, если бы преподавал отец. И я, Коля, очень счастлив и горд сегодня, что дожил до того времени, когда могу лично обучать тебя всем премудростям нашего боя.
Он выдержал паузу, а потом добавил, пряча глаза:
— С моей-то работой и образом жизни. Но поверь мне — это было просто необходимо для выживания и тебя, и всего нашего рода!
Он виновато посмотрел на меня, как будто в моём детстве украл у меня очень дорогую игрушку и теперь признаётся мне в этом.
— Значит, так надо было, отец! Я понимаю тебя и не осуждаю!
Он долго смотрел, не отводя глаз, а затем тихо сказал:
— Хорошо, что ты это понимаешь, — взгляд его потеплел, и он крепко сжал мне плечо.
Очередная тренировка прошла на следующий день и в том же ритме. Отец учил меня правильно двигаться, вовремя скручивать корпус и использовать силу противника против него самого. Вначале он требовал, чтобы все движения были медленными, очень мягкими и плавными. Затем постепенно заставлял меня переходить на ускорение и, достигнув максимальной для меня скорости и жесткости, опять
