вслед за медленной поступью ящеров, и, чем больше они удалялись от стен домов, тем выше горел огонь.
В центре вытоптанного круга караван остановился. Если бы не огни, края площади потерялись бы в темноте. Арахи дружно спешились, вслед за ними соскользнула с седла и Аори. Поправив упавший на глаза капюшон, она подняла взгляд и едва не вскрикнула – одна из жриц стояла прямо перед ней, подняв факел так, что свет его падал прямо на лицо.
– Ты предстанешь перед Двуликой, чужачка, – отстраненно произнесла арашни. – Следуй за мной.
Тоо сдернул разбойника с седла прямо на спекшуюся землю. Тот застонал, попытался прикрыть голову рукой. Аори зацепилась за взглядом за крохотную дырочку на рукаве его фарки. Ведь он наверняка замечал ее не раз, но то ли забывал зашить, то от просто ленился… а теперь уже никогда не сможет. Он не думал сдаваться, не собирался умирать.
Разбойника утащили в темноту вслед за одной из жриц.
А если бы знал – стал бы тратить оставшееся время на шитье? На попытки обмануть судьбу? Или принял ее, как принимают верные волю Харру, и встретил смерть с открытыми ладонями?
Они двинулись дальше пешком – жрицы, тоо, прижимающий к груди сверток со статуэткой, Аори и Дафа. Она вела в поводу своего ящера, и тот устало переваливался с лапы на лапу, раскачивая закрепленные на боках корзины.
Шуким не смотрел на чужачку, и это одновременно и успокаивало, и бросало в дрожь. Если поверить, что Аори и впрямь часть каравана, часть семьи, то, выходит, беспокоиться не о чем.
Но она не верила. Невозможно предать того, кто не доверяет, верно, Лексаз? А Аори очень не хотелось, чтобы Шуким ее предал.
Ряды огней вновь сблизились, и впереди проявились высокие, узкие ступени. Жрицы подняли факелы, и Аори остановилась, наткнувшись на вытянутую руку тоо. Без единого звука женщины одолели остаток пути и синхронно, как одна, наклонились. Факелы зашипели, коснувшись камня, колючие искры брызнули, обжигая темноту, и синие огненные змейки взлетели вверх по бесконечным ступеням. Жрицы отступили в стороны и скрестили ладони на груди.
Шуким опустился на колено, склонил голову, да так и застыл. Вслед за ним, не выпуская повода из ладони, согнулась и Дафа. Аори не оставалось ничего иного, как последовать их примеру, так и не увидев конца огненного пути.
Но где-то животе шевельнулся червячок искушения. Остаться стоять? Остаться особенной? Узнать, что же там, позади страха?
– Благословение Харру пришедшим по Священному пути!
Аори вздрогнула, когда над головой раздался надтреснутый женский голос.
– Его ладони сохранили нас, – Шуким не поднимал головы. – Я принял волю его, и трижды развернул полотно событий.
– Продолжай! – голос зазвенел металлом.
– Мне досталась честь и скорбь вернуть оберег в храм. Но не бывать этому, если бы рука ши не отвела от меня смерть в сражении. Рука той, что получила приют в караване, встретив его в час бури.
Аори показалось, что Шуким заранее подготовил ответ – подобная вязь слов даже для тоо была чем-то запредельным.
– Ты привел чужачку в Ше-Бара, и привел свободной.
– Следуя долгу крови.
Над площадью повисло молчание, и только потрескивание синего огня нарушало тишину.
– Встаньте.
Выпрямившись, Аори быстро взглянула на Шукима. Тоо смотрел вверх, щурясь от света факелов. Две сияющие линии поднимались выше и выше, так, чтобы взгляд терял их во тьме и не знал, где заканчивается дорога в небо, и заканчивается ли вообще.
В нескольких десятках ступеней от земли их ряд разрезала широкая терраса. Ни единого пятнышка тени не оставалось на ней, освещенной обычным, ярким и теплым, светом многочисленных факелов.
Посреди террасы, окруженная жрицами и жрецами в черных доспехах, на полукруглом троне сидела истерзанная годами арашни. Ее смуглое лицо покрывала вязь глубоких, будто червоточины, морщин. Ярким пятном выделялись губы, полные, налитые, выкрашенные в цвет засохшей крови.
Седые до голубизны волосы Двуликой прижимал тяжелый головной убор, похожий на чудовищную корону. Он козырьком нависал над ее лбом, и многочисленные золотые цепочки водопадом сбегали на обнаженное костлявое плечо и терялись в складках белоснежного одеяния.
Жрица сидела вполоборота, представив взглядам точеный, несмотря на возраст, профиль. Она смотрела вбок, полуприкрыв глаза тяжелыми набрякшими веками, будто не считала путешественников чем-то, достойным внимания.
– Кто ты и чего хочешь?
Тоо коротко кивнул Аори, подбадривая.
– Человек, как и все, – хрипло ответила она. – И хочу… жить. Как и все.
Она потупилась, чувствуя, как щеки заливает краска. Ничего отвратительнее для выстраивающих каждое слово арахов выдать просто невозможно было.
Шуким глубоко, напряженно выдохнул, и Аори подняла взгляд. Подняла и обмерла, увидев, наконец, как жрица обрела свое имя.
Она встала, повернулась, и теперь к прибывшим была обращена иная половина лица. Плавные линии притягивали взгляд совершенной красотой, цепочки ярко сияли на фоне гладких черных волос. Уголок пухлых губ чуть приподнимался и дрожал, будто девушка изо всех сил пыталась быть серьезной.
Или едва сдерживала ярость.
– Ты – чужачка, – даже голос Двуликой изменился, обрел глубину. – Ты – то, что пришло незваным и уйдет незамеченным. Короткая вспышка. Время, которое почти истекло.
Жрица посмотрела на Аори в упор, юная и древняя одновременно. Будущее и прошлое, лишенное настоящего.
– Харру привел тебя в Ше-Бара, ши каравана, и я подчиняюсь его воле, – Двуликая медленно, обессилено опустилась обратно на трон. – Живи, раз хочешь. Ты отвечаешь за нее, тоо.
Шуким поклонился, а Дафа, о которой Аори почти забыла, яростно выдохнула через сцепленные зубы. Чужачка едва сдержала нервную улыбку, различив в этом вздохе крушение всяческих надежд.
Двуликая снова повернулась к ним старой, “милостивой” стороной. Время для “карающей” еще не пришло.
– Верни вместилище, – приказала она тоо.
Вновь поклонившись, Шуким осторожно стянул ткань со статуэтки и на вытянутых руках подал ее шагнувшей вперед жрице.
– Ты выполнил свой долг, – отстраненно сказала Двуликая. – Но выполнил ли службу?
Без лишних слов Шуким кивнул Дафе.
Коренастая арашни гикнула на ящера, тот подогнул лапы и практически рухнул на землю. Зверь устало уронил морду на камни, и глаза затянула пелена третьего века.
Корзины на чешуйчатых боках покрывал слой песчаной пыли, толстый настолько, что она законопатила щели между плоскими прутьями. Вместо того, чтобы снять крышку с вытянутой горловины, Дафа потянула за выемку на боку и осторожно отогнула целую секцию корзины.
– Давай-давай, – арашни похлопала по плетеному боку, и в воздух взмыло облачко серой пыли.
Сначала Аори увидела пальцы. Маленькие, грязные, с обгрызенными до крови ногтями. Они вцепились в край корзины, следом за ними показалась лохматая макушка, и наружу на
