class="p1">Интонации куратора буквально сочились ядовитым сарказмом, и ничего хорошего предстоящий разговор мне точно не сулил, но уже на улице Альберт Павлович взглянул на часы и самым обычным тоном спросил:
— Никуда не спешишь?
— Тренировка через полтора часа, а так свободен.
— Ну и отлично, — улыбнулся куратор и двинулся по направлению к ближайшей проходной. — Рассказывай, что там у тебя опять стряслось.
Выслушав пересказ беседы с Юлией Карпинской, он задумчиво хмыкнул и кивнул.
— Тут ты прав, ситуация неоднозначная и возможны варианты. Попробую без ссылок на тебя до коллег информацию довести.
— Вот это хорошо бы, — поддержал я такое решение куратора.
— Но обещать ничего не буду. Как уже сказал: возможны варианты.
Предъявив вахтёрам документы, мы покинули институт и зашагали через сквер. Альберт Павлович разговор начинать не спешил, шёл и беспечно посматривал по сторонам, преимущественно останавливая взгляд на слишком легко одетых студентках. Ну или так мне показалось.
— Куда идём? — нарушил я молчание, когда сквер остался позади.
— Уже пришли, — указал куратор на крыльцо ресторана «Жар-птица», от которого как раз отъезжал служебный автомобиль профессора Палинского.
Я выбору столь странного места для общения откровенно удивился, но говорить ничего не стал, вслед за Альбертом Павловичем прошёл внутрь, снял кепку и сунул её в карман. Пальто и шляпу моего спутника принял молодой человек в белой сорочке, жилетке и бабочке, другой проводил нас к столику. Обеденное время давно закончилось и посетителей в ресторане было немного, и даже так мы разместились в дальнем углу, где не приходилось опасаться чужих ушей.
Альберт Павлович заказал кофе и эклеры, я остановил свой выбор на чёрном чае и ромовой бабе. Когда официант отошёл, куратор спросил:
— Ну и как тебе новое назначение?
— Я не хотел! — честно признался я.
Ответом стала добродушная усмешка.
— Не в моих принципах тыкать людей в их ошибки, но учти на будущее, что для достижения поставленных целей одного лишь намерения вести собственную игру недостаточно. Поднимать ставки нужно с умом.
— Кто ж мог знать? — развёл я руками.
— Кто? — улыбнулся Альберт Павлович. — Один наш с тобой усатый знакомый, например. Он собирался разыграть болвана, он его разыграл. За наш с тобой счёт. Преимущественно, конечно, за твой. Я-то при своих остался.
У меня совсем уж голова кругом пошла, но я всё же собрался с мыслями и спросил:
— Неужто секретарь дисциплинарного комитета совета студенческого самоуправления — столь значительная персона?
— Отчасти — да, отчасти — нет. В первую очередь назначение позволяет войти в студсовет, завести полезные знакомства и сблизиться с нужным людьми на почве каких-то совершенно пустяковых услуг. Эдакая клетка на пути проходной пешки, так сказать — карьерный трамплин. И ты её протеже Вяза перекрыл. Точнее — её перекрыли тобой.
Я помассировал виски. Директор Бюро выдвинул мою кандидатуру в студенческий совет после того, как сорвался уже согласованный перевод в оперчасть, а сорвался тот по инициативе начальника управления физической защиты. Георгий же Иванович, который и обещал всё устроить, намеревался «разыграть болвана». Плюс невесть чего дожидался в приёмной Максим Бондарь. А он на хорошем счету у Вяза ещё с курсов…
Сложив одно с другим, я спросил:
— Что такого Городец мог пообещать Вязу? — Но тут же понимающе кивнул. — А! Вихрь собирался выдвинуть в студенческий совет свою кандидатуру, а Георгий Иванович взялся на него повлиять!
Альберт Павлович сделал маленький глоточек кофе и улыбнулся.
— Пообещал и повлиял, — подтвердил он. — А заодно кулуарно порешал вопрос с вашим патроном, и протеже Вяза остался с носом.
Я досадливо поморщился.
— Зря кривишься, — заметил куратор. — Тут я с Георгием Ивановичем всецело солидарен. Так откровенно двигать своих людей, как это делает Вяз, просто неприлично.
Аргумент убедительным мне не показался.
— Все так делают. Вы меня двигаете, кто-то двигает Матвея Пахоту. Кто-то… — Я мог бы привести в качестве примера Митю Жёлудя и много кого ещё, но лишь махнул рукой. — Да чего уж там…
— Петя, ты неправ, — покачал головой Альберт Павлович. — Одно дело, когда человека ставят на должность, которая не только позволит ему развиваться и полностью раскрыть свой потенциал, но и принести пользу делу здесь и сейчас. И совсем другое, когда расширяют собственное влияние, распихивая на ключевые точки своих далеко не всегда и во всём компетентных людей. Это порочная практика. Почему, думаешь, ввели квоты на обучение представителей местечкового народца? Да просто для них любой, пусть даже самый талантливый инородец заведомо хуже самого посредственного своего. Диаспоры, землячества и кумовщина — это опухоли, поражающие социум. Чистое зло.
С этим утверждением я спросить не стал, спросил о другом:
— И что же Вяз?
— Мальчик из хорошей семьи с обширными связями вне института. И есть мнение, что лучше бы так оставалось и дальше.
— В плане отсутствия связей внутри РИИФС? — догадался я, наливая себе чай.
— Именно.
Я припомнил рассказ Василя о том, как Вяз сожрал Дыбу, и вздохнул.
— Не вышибут меня теперь со службы?
— А ты так за должность держишься? — улыбнулся Альберт Павлович. — Собирался же наукой заниматься?
— Работы лаборантом для компенсации всех процедур по развитию способностей точно не хватит.
— Звонарь подсобит, ну или особый дивизион финансирование выделит, не бери в голову, — уверил меня куратор. — И потом, Георгий Иванович не просил Вяза утопить конкретно тебя. Полагаю, он о тебе и словом не обмолвился. Просто сказал, что твоя кандидатура мешает перевести в оперчасть кого-то более достойного.
Я досадливо поморщился.
— А к Логу он обратился с предложением дать по рукам слишком прыткому заместителю? И вновь дело не во мне, просто под руку подвернулся?
— Оно и было не в тебе.
— Это здорово, конечно, но конфликты на ровном месте мне и даром не сдались!
Альберт Павлович отломил ложечкой кусочек эклера и без всякого сочувствия произнёс:
— Добро пожаловать во взрослую жизнь. И не переживай так по этому поводу. Всё будет хорошо, если только сам не подставишься.
Я кивнул. Ну да — Городец точно влиянием на оперчасть Бюро обладает, а Максим Бондарь именно там числится. Если я касательно личности протеже Вяза всё верно угадал, у нас нарисовался паритет. Вооружённый, так сказать, нейтралитет. Наверное.
— Но это всё лирика, — отметил вдруг куратор. — Не об этом поговорить хотел. Дело в том, Петенька, что тебя с головой окунули в выгребную яму, именуемую политикой.
— Серьёзно? — удивился я настолько, что даже о ромовой бабе позабыл. — Как так? Я же с активом военной кафедры… Ну, вы в курсе…
— С кем ты сейчас — это твой личный выбор. А вот как секретарю дисциплинарного комитета тебе придётся лавировать
