Каждого ребенка она останавливала и просила:
— Скажи, сколько там заключенных?
— Один, — отвечал спрошенный.
Старушка гладила ребенка по голове и отпускала.
Рида боялась смотреть в глазок. Ей казалось, она узнает узника, ведь не случайно она сюда пришла.
Но она ошиблась. Человек, сидящий у зарешеченного окошка спиной к двери, был ей незнаком.
Когда она выходила, старушка взяла ее за руку и спросила, ласково улыбаясь:
— Ну, девочка, сколько же там заключенных?
И Рида, неожиданно для себя самой, сказала:
— Много.
Старушка отложила вязание, подалась вперед.
— Кто же там? — теперь в ее голосе ясно слышалось нетерпение.
И Рида ответила:
— Человек и его мысли.
Сновидение можно было, как сказано выше, растолковать и так, и эдак. По Фрейду, Юнгу, Гроффу, мадемуазель Хассэ или Мартыну Задеке.
Но Рида вместо этого, вызвала Юзефа и спросила:
— Что ты скажешь, если я подарю тебе этот дом?
— Спасибо, — ответил Юзеф, краснея.
— Я говорила с адвокатами. Тут есть одна сложность. Мне придется тебя усыновить, а при живых родителях это трудновато. Но иначе мои родичи в Туле попробуют наложить на дом свою лапу. Ладно, это проблемы юристов. В принципе, ты согласен?
— Вы хотите переехать, хелла Рида?
— Да, но это пока тайна. Я хочу передать тебе все мои дела. Переезд будет… несколько необычный. Я улетаю на Землю.
— Почему?
Она пожала плечами.
— Потом сам поймешь. Это чувство края. Пора.
34.06 — 35.06 Аржент.
Два часа спустя Рида сползла с седла, привязала коня к монастырским воротам, и вразвалочку побрела к дому Конрада. Ноги, отвыкшие от подобных скачек, теперь сладко ныли.
На пороге ее уже поджидал Пикколо.
— Спасибо, что поторопилась, — сказал он. — Тебя никто не видел?
— Думаю, нет.
— Ты удачно попала. Все сейчас в церкви, на службе. Кон хочет поговорить с тобой.
— Поговорить?
— Да-да, он тебе сам все объяснит. Ты проходи в дом, а я его позову.
— Что тут случилось? — Пикколо был как-то необычно суетлив, и Риде стало тревожно.
— Ты проходи. Иди во вторую комнату, ладно? Я все же не хочу, чтоб тебя кто-нибудь заметил.
Он указал ей на дверь в глубине, которую Рида в первый приезд не заметила. Она вошла.
Похоже, раньше здесь была какая-то кладовая. Под потолком еще висели пучки трав, отгоняющих насекомых. Одно маленькое окошко, сбитая из досок кровать, усланная сеном, стол.
— Я тут ночую иногда, — пояснил Пикколо. — Подожди здесь.
— Там, у ограды осталась моя лошадь, — сказала Рида ему вдогонку. — Ее бы надо поводить. Да и спрятать, если уж ты не хочешь, чтобы отец Андрей знал о моем приезде.
— Хорошо, хорошо. Я о ней позабочусь. А чуть позже отведу в дом Ламме.
Оставшись одна, Рида не торопясь, с удовольствием потянулась. Потом неспокойные мысли снова захлестнули ее.
«Почему Кэвин снял ошейник? Жаль, что Майкл далеко, не посоветуешься. Эвристик — конечно не гений, и не ясновидящий, просто всякий раз, когда я собираюсь упасть, он подстилает соломку».
И тут щелкнул засов на двери. Рида не поверила своим ушам. Подскочила, дернула за ручку. Заперто.
— Пикколо, ты здесь? — крикнула она. — Что случилось?!
— Ты уж прости, Рида Светлая, — отозвался он, — но придется тебе здесь немного посидеть.
— Ричард, что за шутки? Где Конрад?
— Конрад со мной согласился. Я побывал в Доме Ламме, узнал подробности про сфиксиду и про твои поиски. Это очень опасно, Рида. Мы не можем позволить тебе так рисковать. Надежнее будет, если ты посидишь под замком.
— Ты это серьезно?
— Конечно. А ты чего ждала? Ты ищешь своей смерти, а мы должны спокойно на это смотреть? Да меня Конрад сам убьет, если я тебя не сберегу.
— И долго ты меня здесь собираешься держать?
— Пока не придумаю, как отправить тебя на Землю.
Рида чертыхнулась. Знай она Пикколо чуть хуже, она, может, и стала бы спорить. Ладно, пусть поиграет. Этот проходимец, как всегда, все рассчитал.
В окно не пролезешь, дверь с петель не снимешь. Из монастырских здесь никто не появится — отец Андрей свято блюдет право гостя на уединение. А если и появится — караул кричать, что ли? Надолго она здесь, конечно, не задержится, но ночь переночевать, похоже, придется.
— Одеяло мне дай какое-нибудь и простынь, — потребовала она. — Не в сене же спать. И про лошадь не забудь.
Простыня, подушка, и одеяло были пропихнуты в окно. Рида опустилась на свое жесткое ложе и погрузилась в мрачные размышления.
Часа через два Конрад принес ей ужин — видимо, пожертвовал половиной своего. Смотрел он грустно и виновато, но в ответ на все ее упреки молча качал головой.
Рида съела все до крошки и велела принести еще хлеба. Она знала, что ночью ей потребуется много сил.
В школе, на уроке зоологии, им как-то показывали живого кролика. (Для детей, родившихся под куполом, это было большим событием). Его носили на лабораторном подносе между рядами.
Поднос доверили, разумеется, лучшей ученице класса. У нее дрожали руки от тяжести кролика и ответственности, и зверек то и дело съезжал к самому бортику.
— Ничего, ничего, — приговаривала учительница, — не бойся, у него есть чувство края.
Услышав ее слова, кролик наконец решился. Оттолкнувшись задними лапами от обомлевшей отличницы, он перелетел через бортик и ударился в бега. Его потом долго ловили.
Вот и у Риды сейчас было такое же «чувство края».
Хватит придумывать отговорки.
Хватит прятаться за чужими спинами.
Нельзя больше.
Пора.
Ночь была беззвездная, но теплая. Рида накинула на окно куртку, чтоб защититься от мошкары и в комнате настала совсем уж кромешная тьма.
Травы пахли так сильно, что казалось, будто ночуешь на болоте. За окном хриплыми руладами призывали возлюбленных Геро.
Рида лежала на спине, выкинув из головы все мысли, и повторяла про себя в такт дыханию:
«Нам не страшен серый волк.
Нам не страшен серый волк».
Сейчас она была так же спокойна, так же неподвижна внутренне, как тогда, когда танцевала на тропинке перед медведем.
Самый центр бури.
Самое средоточье страха.
Тишина.
И темнота вокруг начала меняться.
Становилась то теплой, то холодной.
Подвижной. Живой.
Тонкая, почти невидимая и неслышимая волна подкатилась к кровати Риды.
Подкатилась и помедлила, готовая в любое мгновение вернуться назад.