Ознакомительная версия.
– Инструмент, может, и не плохой, и не хороший, но ведь он не действует сам по себе – им пользуются. И тот, кто пользуется этим инструментом…
– Именно! – прервал его беллизонец. – Ножом можно вырезать скульптуру из дерева, а можно – убить! Все зависит от намерения. И если с помощью хитрости ты добиваешься своей цели, значит, эта хитрость оправданна!
– Даже если цель противоречит морали? – безнадежно спросил Крис.
Он уже понял, что этим спором ничего не добьется. Жрец уводил его в какие-то дебри, напускал тумана, хотя всего-то и надо было сказать: «Да, Индилайнон соврал веронцам от моего имени, и никаких олломинниа я им не дам! Дырку им от бублика…» Вот и все.
– Мы сейчас говорим не о морали, а о том, что хитростью можно и нужно пользоваться, – заявил жрец.
– А по-моему, у нас разговор о том, что вы обманули веронцев, – хмуро произнес Габлер.
Ориобеллиз картинно воздел руки и вскричал:
– Да не обманули мы их!
– Ага, – кивнул Габлер. – Просто обхитрили. Конечно, это совсем другое дело. И обещание твое это просто обещание. Вам, вон, Император тоже наобещал.
Жрец его иронию, разумеется, понял, опустил руки и миролюбиво сказал:
– Хорошо, Габлер. В конце концов, все дело в терминах. Мне пришлось прибегнуть к хитрости с определенной и вполне понятной целью: вернуть даллиа Анизателлу. Да, от моего имени веронцам было дано слово. И я от этого слова не отказываюсь. Мы им поможем, но не сейчас.
– А когда?
– Когда добьемся своей главной цели.
– Значит, они могут этого и не дождаться, – разочарованно махнул рукой Крис.
– Дождутся, и очень скоро, – твердо сказал жрец.
Габлер промолчал. Ему было ясно, что ничего тут не изменишь, сколько ни сотрясай воздух. Ни-че-го. У Ориобеллиза были свои понятия о морали. И чем этот служитель несуществующего божка отличался от Императора? Да ничем. «Все они одного поля ягоды», – как говорил прадед Хенрик.
Нужно было сесть и очень крепко подумать о том, что делать дальше…
Ориобеллиз обвел взглядом комнату и так же медленно, как и садился, поднялся из кресла. При всей неторопливости и скупости его движений Габлер давно подметил, что это вызвано, скорее всего, высокопоставленным положением беллизонца, а не его физическими возможностями. Хоть лет ему было и немало, он находился в хорошей форме.
– Если хочешь, тебя проводят в одно место, – сказал жрец. – В тупик Тар. Посмотришь, как работают наши уллимы и олломинниа. Таких производств, я уверен, ты не видел. Правда, идти туда почти шестнадцать километров.
– Да нет, я уж лучше тут… – отказался Габлер.
Топать в такую даль ему совсем не хотелось.
– Ходьба – это жизнь, – произнес Ориобеллиз уже знакомую Крису фразу. Повернулся спиной, неторопливо пересек комнату и исчез в стене.
– Ходьба – это жизнь… – задумчиво пробормотал Габлер, глядя туда, где только что разбегалась по каменной преграде легкая рябь. – Но жизнь – это не только ходьба, но и еще, блип, вранье…
Он плюхнулся на диван, прислонился к упругой спинке и вытянул скрещенные ноги. С минуту сидел, угрюмо уставясь в розовый с черным мраморный пол, а потом взял с тумбочки унидеск. Покусал губу, обдумывая текст, и набрал сообщение Лили Акимжанов:
«Только что еще раз убедился: жизнь – вранье. Не надейся».
Веронцы должны были понять, что именно он имеет в виду.
Габлер не считал, что этим своим посланием подставляет беллизонских хитрецов. Ведь Ориобеллиз недвусмысленно заявил, что у каждого могут быть свои представления о том, что такое хорошо и что такое плохо…
«А вот теперь бы и убраться отсюда, – подумал он. – Вот только куда убираться?…»
Крис в очередной раз пожалел о том, что здесь нет спиртного. Оприходовать стаканчик-другой, отрешиться от всех этих размышлений. Бесполезных, между прочим, размышлений, потому что никакого спасительного пути открыться не могло – не было такого пути. А вот насчет спиртного… Что, собственно, мешает ему, Кристиану Габлеру, плюнуть на все и закатиться куда-нибудь подальше… Да в ту же Александрию, в конце концов! Прогуляться по кабакам, по местам, так сказать, боевой славы, искупаться в море и подняться-таки на Карадаг.
Это было хорошее решение. Ну, в смысле, такое, которое позволяло отложить подальше мысли о будущем. Хотя бы на день. Хотя бы на два. А там, глядишь, что-то и изменится, и забрезжит какой-то свет…
Габлер прекрасно понимал: то, что он считает решением, на самом деле никаким решением не является. Но изо всех сил старался не признаваться в этом самому себе. Сгреб все неприятные мысли в охапку и швырнул в дальний угол. «Кривая вывезет», – как говорили древние римляне. Или это не они говорили?
Придумав себе занятие, Крис собрался было наметить какие-то конкретные действия, но тут запиликал унидеск. Габлер взглянул на высветившиеся слова и не стал включать озу – он не хотел, чтобы Солтио Шацкий видел его. Поскольку это был не мейл, а прямой коннект, палатинец как минимум находился в системе Сильвана. А возможно, и здесь, на Нова-Марсе. И Крису показалось, что по комнате вдруг прогулялся холодный злой ветерок.
Подавшись вперед на диване, Габлер поставил локти на колени. Унидеск он держал перед собой.
– Слушаю.
– Не хочешь, чтобы я тебя видел, Кристиан? – прозвучал из аппарата вопрос Шацкого. – И блок из деска вытащил? Ну-ну. Раньше надо было маскироваться. Когда участвовал в нападении на нашу клинику на улице Матери Венеры.
Крис невольно сглотнул и промолчал.
– Плоховато подготовились, Кристиан, – продолжал грэнд. В голосе его трудно было определить какие-либо эмоции. – Кое-чего не учли и засветились. Слабенько для твинсера, Роймеру за тебя стыдно.
– Тем не менее, цели добились, – не выдержал Габлер.
– Это да, – согласился Шацкий. И зловеще добавил: – Знаешь, как подобные действия называются? Преступление. Причем тут не одна уголовная статья, а сразу несколько. Включая умышленное причинение смерти другому лицу. В данном случае – лицам. Совершенное в составе группы. С применением оружия.
Каждая фраза была очередным гвоздем, которые грэнд вбивал Крису прямо в лоб.
«Охранники, – подумал Габлер. – Их разорвало гранатами».
– Если бы мы не вытащили Низу, ваши специалисты свели бы ее с ума или вообще убили, – сказал он. – Причинили бы ей смерть.
– Что-то я не понял, – после паузы произнес Шацкий. – Она тебе кто? Сестра? Мать родная? Или…
– Она жрица беллизонского храма, – перебил его Крис. – Которая отыскала одну очень ценную для Империи хреновину. А ее за это упекли в клинику и принялись копаться в ее мозгах. Без ее согласия. И притом соврали, что она умерла. Я ничего не перепутал, мистер Шацкий?
Ознакомительная версия.
