Правда же, Костя?
— Непременно, — пообещал я. — И, мой тебе совет — не бойся оружия. Пораниться — это не самое страшное, что может случиться в жизни, поверь. Оказаться в ситуации, когда от твоей победы зависит судьба целого рода, а ты — избалованный мозгляк, вздрагивающий при виде сабли — куда страшнее.
Дама негодующе поджала губы. Обронила:
— Идём, Мишель, — и, развернувшись, устремилась прочь.
Мишель с заметным сожалением вернул мне цепь. Прошептал:
— Я буду болеть за тебя! На поединок меня не допустят, но я буду очень-очень болеть!
— Спасибо, — серьёзно сказал я. Пожал ему руку.
Мишель бросился догонять мамашу.
— Мне бы вашу уверенность, ваше сиятельство, — глядя вслед Мишелю, вздохнул Платон. — Относительно победы. Вы ведь знаете?..
— Знаю, — буркнул я. — Последнюю атаку, будь она сильнее, я не успел бы отразить.
— Атака Юсупова будет несоизмеримо сильнее.
— Да. Это я тоже знаю.
— И, тем не менее…
— Тем не менее, я пообещал этому мальчику победу. И слово намерен сдержать. — Я встал в стойку. — У нас ещё есть время. Давайте продолжим.
* * *
Представители рода Барятинских продолжали прибывать в усадьбу до самого вечера. Во время ужина — для которого, как выяснилось, пригласили уйму дополнительной прислуги — я перемещался с бокалом в руке между гостями, произносил вежливые слова и старался запомнить, кто есть кто. К окончанию мероприятия у меня уже скулы свело от многочисленных «Боже, Костя, как ты повзрослел!», «Ты уверен, что при дворе стоит показываться с такой причёской?», «Расскажи, как идёт подготовка к поединку», и прочего.
После того, как мужская часть общества отправилась в библиотеку курить сигары, женская вышла прогуляться в сад, а детей гувернантки и няньки развели по спальням, Нина шепнула мне, что приличия позволяют откланяться. Что я и сделал немедленно.
Поднялся, как всегда, на рассвете. Провести свою обычную разминку успел, позаниматься с учителем — уже нет. Завтрак подали рано, а после этого поднялась такая суета, что стало не до занятий.
Возле гаража, помимо двух наших автомобилей, я насчитал ещё девять. Итого полный кортеж — одиннадцать. Мы с дедом уселись в автомобиль, идущий первым. Я отчего-то был уверен, что Платон тоже сядет с нами, но он покачал головой.
— Я — всего лишь учитель. Мне это не по рангу. Боюсь, что вплоть до самого поединка мы с вами не увидимся. Удачи, ваше сиятельство.
— Костя, — сказал я.
Платон улыбнулся.
— Рад, что вы… что ты наконец сумел принять это имя. Теперь и я начинаю думать, что у нас может получиться… Удачи, Костя. — И отошёл.
Задать вопрос, что он имеет в виду, я не успел. Дед поторопил меня — пора было выезжать.
Наш автомобиль шёл первым.
За рулем сидел Трофим, раздувающийся от гордости и сияющий, как начищенная монета. Специально для поездки Надя — не знаю уж, с помощью магических или иных средств — покрасила ему усы в чёрный цвет. Усы отливали на солнце изумрудной зеленью, но Трофима эта мелочь совершенно не смущала. Сзади уселись дед и я.
— Возвращайся с победой! — услышал я детский возглас, когда автомобиль тронулся.
Мишель сумел-таки вырваться из цепких рук гувернёра и стоял у ворот, глядя вслед кортежу. Я обернулся и помахал ему рукой. Присутствовать на торжественной церемонии дозволялось только после достижения шестнадцати лет.
— Успел обзавестись поклонником? — улыбнулся дед.
Я неопределенно пожал плечами.
— Аделаида Фёдоровна, его матушка, жаловалась на тебя. Сказала, что ты позволил мальчику играть с оружием.
— Если бы отцом этого мальчика был я, он бы уже знал, что оружие — не игрушка, — проворчал я.
Дед завёл пространный монолог о воспитании подрастающего поколения. Я слушал вполуха. Я вдруг понял, что мне не нравится происходящее.
В этом мире я стал Костей Барятинским. Сейчас вдруг отчётливо понял, что Платон прав — я действительно принял это имя. Наконец-то смирился с тем, что теперь я — другой человек. Однако инстинкты Капитана Чейна от принятия никуда не делись. А хвалёное чутьё Чейна, то самое знаменитое шестое чувство, о котором слагали легенды подпольщики, сейчас во весь голос кричало об опасности.
Я цепко осматривал дорогу, пытаясь определить, откуда она исходит. Но мимо проплывали лишь милые пасторальные картины. На небе — ни облачка. Зеленые поля, луга с пасущимися стадами. Пастухи издали раскланивались кортежу. Опасности взяться было попросту неоткуда… И всё же я очень сожалел о том, что карабин, захваченный в доме Комарова, остался лежать в гардеробной, припрятанным на дне бельевого ящика. С ним в руках сейчас было бы спокойнее.
— Что-то не так, Костя? — заметил моё беспокойство дед.
Кортеж приближался к перекрёстку со второстепенной дорогой.
Возле пересечения, у обочины, с обеих сторон дороги густо росли кусты. На перекрёстке вдруг появился и начал поворачивать на шоссе, где находились мы, здоровенный грузовик.
Трофим вынужденно затормозил. Дед нахмурился. Глядя на проезжающий мимо кортежа грузовик, пробормотал:
— Совсем распустились. Вся округа знает о том, какой сегодня день! Они обязаны…
— На пол! — рявкнул я.
И рванул деда за шиворот, заставив упасть между сиденьями. В ту же секунду на машину с обеих сторон обрушился град выстрелов.
Место для засады было выбрано идеально. Нападавших с обеих сторон закрывали кусты. Грузовик, заставивший кортеж остановиться, также вряд ли появился на дороге случайно. В общем, если бы засаду планировал я, действовал бы похожим образом.
Вероятно, это соображение и стало тем, что толкнуло меня под руку. Помогло спасти деда и себя за секунду до того, как раздались выстрелы.
Краем глаза я заметил, что голова Трофима свесилась на грудь. Спасти пожилого шофёра я не успел. Ярость оттого, что кто-то осмелился причинить вред моему человеку, придала сил. Пули, летящие в машину, разбивались о подставленный мною Щит.
Трое слева, — быстро определил я, — трое справа.
Главное — успеть. Главное, чтобы они не начали стрелять по другим машинам! Хотя, если цель — я, не должны. По крайней мере, до тех пор, пока не убедятся, что я убит.
Карабин… Я скрежетнул зубами. Будь он сейчас у меня под рукой — насколько это упростило бы задачу! Я дал себе зарок впредь никогда не выходить с территории усадьбы без огнестрельного оружия. И плевать, что будет говорить по этому поводу дед.
— Ты сможешь удержать Щит? — спросил у деда я.
— Что… — старик выглядел абсолютно растерянным.
— Очнись! — рявкнул я. — На нас напали! Нужен Щит.
К чести деда, он быстро взял себя в руки. Я почувствовал, как стена вокруг нас
