конюшне пороли!
Тут меня выбило из резонанса, и лишь неимоверным усилием воли я не позволил рассеяться набранному потенциалу, спешно разжёг алхимическую печь, поэтому и замешкался с ответом. А когда оскалился, на плече сомкнулись сильные пальцы, ещё и сдавили так, что от боли едва не потемнело в глазах. Незаметно приблизившаяся Валя слегка потянула, заставляя меня повернуться, и я увидел двух полицейских чинов при полном параде, спешивших к нам через зал, вот и совладал с эмоциями. Но от шпильки всё же не удержался.
— Повезло мне, что ваше время прошло.
Важный господин побагровел, указал на меня и рявкнул:
— Взять его!
Я стряхнул с себя руку Валентины и развернулся к полицейским. Один был лет двадцати пяти на вид, худой и жёсткий, определённо очень опасный и ко всему прочему — оператор. Другой, раздобревший, лощёный и холёный, выглядел лет на пятнадцать старше. И оба оказались настроены решительней некуда, молодой уже и револьвер из кобуры вытянул.
Медлить я не стал и вскинул левую руку с красной корочкой сотрудника комендатуры.
— ОНКОР! — объявил так, чтобы услышали все кругом, затем отработанным движением пальцев удостоверение раскрыл.
Молодой после мимолётного колебания сунул револьвер обратно в кобуру, а вот лощёный кинул взгляд на господина в штатском. Тот раздражённо прикрикнул:
— Чего встали? Вяжите подонка! В околотке разберётесь, что за фрукт!
Полицейский постарше шагнул вперёд, и я посоветовал:
— Даже не думай!
По пальцам правой руки прошлись щекоткой электрические разряды, и лощёный тип замер в нерешительности, а когда молодой потянул в себя сверхсилу, я нервно дёрнул головой.
— Не выгорит! — Понял, что не убедил и добавил: — А выгорит — пожалеете. Статья сорок девять пункт два и семьдесят седьмая пункт один. Вплоть до высшей меры наказания.
Я вовсе не был уверен, что не напутал с первой статьёй, но это и не имело никакого значения: подействовали уверенность в голосе и казённый тон. К тому же в зал начала возвращаться публика и метались пытавшиеся навести порядок официанты, свидетелей было хоть отбавляй. Самоуправство выйдет боком.
— Придётся действовать по протоколу, ваше превосходительство! — извиняющимся тоном произнёс лощёный.
Тут-то я и сообразил, что испугало Валентину вовсе не появление полицейских само по себе, а их погоны. По крупной звезде у одного, по три у другого. По-нашему — старший лейтенант и майор. А приказы им отдаёт некий его превосходительство!
Ох, Альберт Павлович, в какую историю ты втравил меня на этот раз?
Не так давно я уже задавался этим вопросом и вот — опять!
Выставить меня крайним помешало прибытие комендантского патруля. А так — всё к тому и шло. Пусть собравшаяся в ресторане публика и не испытывала особого пиетета перед полицейским управлением, но лейтенант и майор даже не попытались повлиять на независимых свидетелей и попросту проигнорировали их возмущённые крики, начали собирать показания друзей эпилептика и окружения его превосходительства, также однозначно принявшего сторону дебошира. Стали шить мне дело, ну да.
Вот только нашла коса на камень. Усилиями патрульных большая часть посетителей дождалась приезда оперативной группы, а дальше пожаловали представители контрольно-ревизионного и надзорного дивизионов, и сколько ни драл обер-полицмейстер — а свела судьба именно с главой полицейского управления Новинска, — свою генеральскую глотку, на испуг моих коллег взять не сумел, расследование инцидента осталось за корпусом. Не сумел его превосходительство даже навязать оперативникам помощь своих подчинённых. Всё, что дал ему звонок кому-то из высоких чинов ОНКОР, — это обещание отправить дебошира не в кутузку, а под врачебный надзор.
Пока шли эти разбирательства, я сидел и успокаивал нервы крепким чёрным чаем, ну а потом начались опросы и допросы — сначала на месте, а затем и в штабе корпуса. Освободился только под утро. Но — освободился. Согласно предварительному вердикту, действовал я в рамках необходимой обороны и в строгом соответствии буквально со всеми нормативными документами.
Валентину увезли в общежитие, меня закинули в расположение комендатуры, но надолго там не задержался, сначала сбегал на полигон и усилием воли вогнал себя в резонанс, затем собрал в портфель тетради и отправился на занятия. До психиатрической клиники подбросили на патрульном вездеходе, а там я дождался Льва и покатил с ним в институт. Мой товарищ всю дорогу принюхивался и с интересом поглядывал на меня, но в присутствии Милены с расспросами не приставал. А я от объяснений воздержался, благо костюм гарью больше не пах, от него после ночных допросов несло исключительно табаком.
Какое-то время я даже постоял на крыльце служебного хода — пытался проветрить не только одежду, но и голову. Потом оправился на занятия и приложил все усилия, дабы не клевать на лекциях носом, что было весьма и весьма непросто, поскольку глаза закрывались сами собой.
На перемене подошли Карл, Ян и Коля — как оказалось, по институту уже вовсю гуляли слухи о вчерашней стычке в «Гранд-отеле», связывали с этим происшествием и меня. В подробности я вдаваться не стал, отделался общими словами, товарищи немного обиделись даже. Но — плевать. Сонливость как рукой сняло, и я стал поглядывать по сторонам куда внимательней прежнего, тогда-то и обратил внимание на недобрые взгляды слушателей «Общества изучения сверхэнергии», коих от студентов можно было легко отличить по значкам со старорежимными коронованными орлами.
Спокойствия мне это обстоятельство отнюдь не прибавило, окончания занятий едва дождался. В столовую не пошёл, сразу отправился на процедуры. В парной немного расслабился, но ненадолго: под конец резонанса скрутило так, что буквально в комок нервов превратился. Даже не припомню, чтобы прежде нечто подобное ощущал. Первую подстройку и то легче перенёс.
— Ну а что ты хотел? — отмахнулся от меня Леопольд. — Тридцать восемь секунд продержался! Нагрузка растёт, организм так сразу к ней адаптироваться не может. Ты только режим не нарушай. С тебя три резонанса в сутки. Понял?
— Ага, — кивнул я, нисколько аргументами лаборанта не успокоенный.
— Всё под контролем! — заявил тот. — Следующий сеанс в понедельник.
Я кивнул и отправился на выход, но, прежде чем успел вызвать лифт, приоткрылась боковая дверь и с лестничной клетки выглянул Альберт Павлович. Он поманил меня к себе, первым спустился на пролёт ниже и отпер ещё одну дверь — без каких-либо табличек.
За той обнаружился тёмный коридор с глухими стенами, и я не утерпел, спросил:
— Куда мы идём?
— Уже пришли, — ответил Альберт Павлович, свернув в небольшую нишу вентиляционного колодца. — Тут нам никто не помешает. — Он достал папиросы и закурил, нервно выдул струю сизого дыма и потребовал: —
